Впрочем, на юношеских фотографиях Савелия Крамарова взгляд у него дерзкий: посмотрим, судьба, кто кого. В картине Данелия «Мимино» персонажу Крамарова скажут: «У тебя хорошие глаза». Шутка на грани фола, но глаза у Савелия были именно хорошими. Глаза мечтателя, знающего, что его мечты имеют право сбыться — потому что ничего другого, кроме фантазий, замков на песке, миражей в пустыне ему, с его неприкаянностью, не оставалось.

Осуществленная мечта — это и крылья, и защита. Стать актером, известным — и по сию пору лотерейный билет с крупным выигрышем, и «карт-бланш», и всяческая броня, а полвека назад, да в Советском Союзе с его иерархиями — особенно. Савелий, учась в Лесотехническом институте — необходимо было получить надежную специальность, да и природу он любил, — участвовал в самодеятельности, а окончив вуз и уже работая, взялся рассылать свои фотографии по киностудиям. И это — еще не имея актерского образования, которое он получит позже, в ГИТИСе. И это — обладая, несмотря на хорошие глаза, специфической внешностью. Но с первых картин он обрел своего героя: простоватого, глуповатого, с хитринкой и распахнутой физиономией. В искусстве — типаж выигрышный и всеми желанный: в присутствии дурака можно чувствовать себя профессором.

Физический недостаток ему не мешал, даже наоборот. Косой глаз Крамарова — важная деталь, его визитная карточка, как нос комика Тото, зубы Фернанделя или крутые бедра Софи Лорен.

Александр Левенбук, актер, режиссер:

«Жена Александра Ливщица (эстрадного актера, коллеги Левенбука по „Радионяне“. — И. К.) была офтальмологом. Крамаров пришел к ней на прием, и она предложила ему подрезать глазную мышцу, чтобы исправить косоглазие. Но Савелий вскричал: „Ты что! Это мой хлеб!“».

Операцию он сделает уже на следующем этапе жизни, в Америке. А в большинстве его ролей, причем лучших — в картинах, снятых на родине, — такой-разэтакий глаз Крамарову помогал, недаром был увековечен в прозвище его персонажа из «Джентльменов удачи». Необычный глаз приносил своему обладателю пользу не только потому, что с ним — смешнее. Сложная задача — играть перед объективом кинокамеры, если глаз не всегда слушается. Тогда актер вынужден продумывать каждый взгляд, каждый поворот головы, просчитывать мимику, жест да всякое движение. Постоянная дисциплина, не отпускающая ни на минуту, не дающая расслабиться, будет лежать в основе его игры. Игра — и математический расчет, стихия — и точность. Полет стрелы, вроде бы вольной, но попадающей в цель.

А кто из актеров наименее свободен от ежесекундного самоконтроля? Кто постоянно должен помнить о цели, то есть о зрителе, о его реакции? Кто больше всего на свете боится, что глухое молчание будет ему ответом от публики? Да, это комик. Крамаров был прирожденным комиком, и природа расщедрилась неслыханно: вот тебе, Сава, такой «недостаток», чтобы ты на сцене или перед камерой постоянно думал о том, что и как ты делаешь. Чтобы помнил о зрителе. А лиричностью, задумчивостью, трогательностью ты и так роль наполнишь, ты же клоун, а чувствительнее, нежнее клоуна артиста не бывает.

«Легкое дыхание»

Виктория Токарева, писатель, сценарист:

«„Джентльмены“ стали первым фильмом, где Савелию поручили одну из центральных ролей. Косого мы с Данелия писали для него, хотя потом возник и другой вариант: пригласить Мишу Кононова. Но на пробах к картине тот был таким достоверным, как будто вчера вышел из тюрьмы, а мы сочинили историю, похожую на сказку, историю дурацкую, не глупую — именно дурацкую. Это немножко клоунада, поэтому туда годился только клоун, каким и был Крамаров по внутреннему посылу.

Когда он пробовался в фильм, очень нервничал, что его не возьмут. Но к концу работы повел себя некрасиво. Мы должны были снимать последнюю сцену, ту, где встречаются настоящий Доцент и мнимый, а потом вся компания — Крамаров, Георгий Вицин и Раднэр Муратов — убегала вдаль. Предстояло ехать за город. Машина, в которой уже сидело несколько человек из киногруппы, заехала за Крамаровым.

Он вышел из подъезда, с термосом под мышкой, и вдруг сказал нам: „Завезите меня в больницу, мне надо прогреть ухо“. Я удивилась: „Савелий, какое ухо? Твоя больница — на другом конце Москвы. Ты хочешь, чтобы мы потеряли три часа?“ Он заупрямился: „А я могу вообще на работу не выходить — у меня бюллетень, ухо болит“. Мы повезли его в больницу и ждали, пока он прогреет ухо, а на натуре томилась съемочная группа.

Наконец Крамаров вернулся и сел в машину, я с ним не разговаривала. Он заволновался, робко спросил: „Вам не дует? Может, закрыть окно?“ Послала его куда подальше. Несколько минут ехали молча. Затем я повернулась к нему: „Савелий, помнишь, как ты хотел получить роль? А сейчас, когда съемки заканчиваются, диктуешь свои правила“. Он расстроился, сник. Мечтал ведь о продолжении картины, звонил мне: „Напишите вторую серию, я вам любое лекарство достану“. Я отвечала: „Мне двадцать восемь лет, и я не болею“.

Но вообще в нем не было подлости, наглости. Как в его персонаже, Косом. Косой — он очаровательный, он ребенок».

Дочь актера Георгия Вицина, Наталья, рассказывает, что раза два Крамаров по-детски, подробно расспрашивал ее о чем-то, и казалось — разыгрывает. А когда она поняла, что человек искренне ищет ответа, возникло такое расположение к нему!.. Крамаров вообще выглядел немножко растерянным, будто отставший от родителей ребенок, поэтому все принимались его опекать. Наверное, Савелию, когда-то — косенькому мальчику, сироте, затертому и забитому, теперь так хотелось почувствовать себя центром внимания! Чтобы с ним носились и нянчились. Чтобы заботились о его здоровье. (Это ужасно обидно: всегда самому о себе думать.) Чтобы явившийся и на его улицу праздник развернулся вовсю. Ведь сиротство Савелия никуда с приходом ролей и узнаваемости не делось, сиротство по сути, когда за человеком — никого. Ветер и темнота. (Может быть, потому Крамаров так спешил жить, не останавливаясь, не тормозя? Остановиться — значит, оглянуться…)

Но так ли уж Крамаров был серьезен, когда просил отвезти его в больницу? Не юморил ли, не подкалывал? От куража: настроение хорошее, да и комедию снимаем, отчего не пошутить, не разыграть коллег? Человеку радостно, пусть и другие посмеются. И вообще, назвался клоуном — вылезай на манеж. Ухо погреть — это не когда раненого несут с поля боя, героизма в каком-нибудь отите мало. Крамаров и не настаивал ни на каком героизме. Надменности, ощущения собственной значимости в нем не было.

Приходя в гости к Вицину, он брал уроки актерского