Мои руки зависли над клавиатурой: как бы подать им мой план так, чтобы смотрители заповедника не приняли меня за самоуверенную маленькую нахалку?

Я описала, как с помощью музыкантов нашей школы записала песню на частотах, доступных для Синего-55, а потом наложила её на его собственное пение и на звуки животных в заповеднике.

Я подумала о том, что каждый раз, когда между собой прощаются глухие люди, это раздражает остальных: им приходится торчать на пороге в ожидании, когда мы наконец разойдёмся. Но получается так, что мы вроде уже распрощались и снова вспоминаем что-то важное, что непременно нужно сказать. Но если ты не уверен, когда тебе снова выдастся случай поговорить с таким же, как ты, человеком, лишённым звуков, тебе ужасно не хочется с ним расставаться.

Я сбилась со счёта и не знаю, сколько раз перечитала это письмо, выверяя каждую запятую. Оно должно быть достаточно профессиональным, но и ненавязчивым тоже, как если бы мы были хорошо знакомы и давно работали вместе. Я без конца правила то одно слово, то другое, а потом отменяла правку. Наконец я решила, что больше ничего сделать не могу. И с замирающим сердцем нажала «Отправить».

«Синий-55, твоя песня уже в пути!»

Мне захотелось увидеть Венделла, чтобы лично рассказать ему о песне для кита. На следующий день после уроков я воспользовалась видеовызовом и спросила, можно ли к нему прийти. Он ответил, что если я потороплюсь, то они возьмут меня с собой в среднюю школу Бриджвуда. У его мамы сегодня не было занятий, и она хотела вечером заскочить в класс, чтобы кое-что подготовить на завтра.

Пока мы ехали в Бриджвуд, я рассказала Венделлу, что записала песню для Синего-55 и отослала её в заповедник.

– Вот это круто! Они уже ответили?

– Нет ещё. И времени прошло слишком мало. – Я старалась не думать о том, что Энди может вообще не ответить. Хотя действительно прошло совсем мало времени, я то и дело проверяла почту. А вдруг моя идея на самом деле вовсе не настолько гениальная? И новая песня вовсе не обязательно должна понравиться Синему-55 только потому, что исполняется на его частоте. Перед мысленным взором возникала Нина, заполошно размахивающая руками и повторяющая: «Эй, тебе понравился этот планктон?» Уж лучше вообще не сочинять для Синего-55 песен, чем состряпать такое, что может его разозлить.

Занятия в средней школе начинались позже, чем у нас, и когда мы приехали в Бриджвуд, ученики ещё сидели за партами. Я спешила следом за миссис Джексон к её классу, когда чья-то жестикуляция в научном классе привлекла моё внимание. Сурдопереводчик пересказывал на языке жестов рассказ учительницы для группы школьников, собравшихся у высокого чёрного стола. В классе кроме них были и другие глухие дети. Трое из них живо обменивались жестами за другим столом, увлечённые какой-то работой. У меня руки зачесались вмешаться в их обсуждение электрической цепи, которую они пытались собрать. Тем временем миссис Джексон уже зашла в свой класс, и Венделл махал мне, стоя в коридоре.

К глухим ученикам подошла женщина и махнула рукой. Непохоже, чтобы она была переводчицей. Она просто вступила в их разговор и спросила, что они собираются делать дальше.

– Кто эта женщина? – спросила я у Венделла.

– Мисс Мартинес. Если в классе много глухих детей, у них есть свой преподаватель – и она постоянно сидит с ними на всех уроках.

– Она говорит как глухая.

– Может, она и есть глухая.

– У них работают глухие учителя?

– Да, есть и такие.

Венделлу пришлось за руку уводить меня от научного класса. Следом за нами вышли двое учеников: они не спеша брели по коридору, оживлённо жестикулируя. Проходя мимо Венделла, ребята небрежно махнули ему «привет».

Я знала, что большинство глухих детей учатся в Бриджвуде, но не ожидала, что их здесь так много. Наверное, они могут постоянно разговаривать на языке жестов, и на переменах в коридоре, и на уроках физкультуры. И за обедом.

Мисс Джексон встретила нас в дверях своего класса:

– Мне нужно поговорить с другим преподавателем. А вы можете подождать здесь.

Венделл уже не первый раз приходил сюда, и его знали все в классе.

Он представил меня и принялся болтать о чём-то с учениками и учительницей, а я тем временем решила осмотреться. Несколько человек сидели за полукруглым столом напротив учительского, а другие работали самостоятельно на своих компьютерах. В углу стоял комплект телевизор-видеопроигрыватель на столике на колёсах.

Я взяла с полки книгу. Она была потрёпанной, в мягкой белой обложке, но меня привлекло название. «История американского языка жестов». Я так сосредоточилась на ней, что заметила Венделла, только когда он махнул передо мной рукой.

– Мама пользуется ей, когда рассказывает историю глухих.

– Историю глухих?

– Да, она интересная.

Я никогда не задумывалась ни о том, что у глухих может быть своя история, ни о том, откуда пришёл наш язык. Венделл забрал у меня книгу и пролистал к началу. Я взглянула на открытую им страницу и прочла подпись под изображением седовласого мужчины в чёрном костюме, разговаривавшего жестами с девочкой.

– Французы? – спросила я.

– Несколько человек приехали из Франции и стали учить глухих детей своему языку жестов, – кивнул он. – Долгое время у них была всего одна школа, так что туда приезжали глухие люди со всей страны и делились друг с другом языком жестов.

– И это был тот самый язык, которым мы пользуемся до сих пор?