Хотя в тот вечер я отправлялась спать с ощущением безвозвратной потери, всё же смогла удержаться от грустной улыбки. Даже если Венделлу не удалось изменить то, что случилось, было немного легче знать, что кто-то, кроме меня, понимает, как это несправедливо.

«Спасибо, Венделл. Наверное, я справлюсь. Но какое-то время это будет здорово меня бесить. Они обещают транслировать для меня экспедицию онлайн, но не думаю, что захочу смотреть».

«Да, я бы на твоём месте, наверное, тоже не захотел. Ну что ж, заходи, когда сможешь. Скоро будет хорошо виден Юпитер со всеми его лунами».

«Спасибо. До скорого».

Пока я печатала для Венделла, пришёл папа и сел на край кровати. Он держал в руках комплект колонок для компьютера.

Когда я вместе с креслом повернулась к нему, он показал на компьютер. Я махнула рукой и встала, уступая ему место.

Он подключил динамики, а потом вывел на You Tube видео катушечного магнитофона. Не такого древнего, как тот, что стоял в моём «Адмирале», но довольно старого. Вместо привычной мне округлой головки у этого была квадратная. На декоративной панели был изображён горбатый кит.

Когда магнитофон начал воспроизводить звук, я положила руку на динамик. Вибрации напомнили мне некоторые из песен китов, найденных мною на днях.

Папа открыл текстовой редактор. Печатал он быстрее и понятнее, чем когда разговаривал жестами.

«Родители вычитали это в журнале, когда я был маленьким». Он запустил видео и ткнул пальцем в название: «Пение горбатых китов, National Geographic, 1979». Затем показал на себя и сделал вид, будто надевает наушники.

– Каждый день, – показал он.

Мы посидели так какое-то время: он слушал, как поют киты, а я ощущала эти звуки через мембрану динамика, и оба мы следили за колебаниями кривых на экране. Папа поднимал и опускал руку, показывая мне, как волнами взлетает и опадает частота звука. Я вспомнила, как разглядывала записи нот, на которых горбачи представлялись симфоническим оркестром. В описании говорилось, что они используют диапазон частот от самых высоких до самых низких. Неужели они никогда не доходят до 55 Гц? Уж если они освоили промежуток от двадцати до ста и далее – то тысячи герц, хотя бы самые короткие части их пения, должны совпадать с голосом Синего-55. Я задумалась: он ведь тоже мог бы распознать эти отрывки, когда был близко. По крайней мере, отдельные ноты, если не всю песню.

«До того момента никто не подозревал, какие сложные у них песни, – напечатал папа. – Тогда ещё широко практиковалась охота на китов. Но когда их услышали, люди стали протестовать против их добычи. Оказалось, что мы многого о них не знаем».

Так, значит, их спасли песни. Такая в них заключена сила.

«Я тоже хотел их найти», – напечатал он.

– Китов? – показала я.

Он кивнул.

– Это ты сам придумал для них жест в виде буквы «Y»?

– Ага, видишь, она похожа на китовый хвост?

Он поднял руку с открытым большим пальцем и мизинцем. Я показала, как волнообразно поднимать и опускать руку, чтобы походило на хвост плывущего кита, и добавила знак горизонта другой рукой.

Наверное, так папа просил у меня прощения за то, что случилось за обедом. Я всё ещё злилась, что не смогу поехать на Аляску на встречу с китом, но, по крайней мере, у нас теперь есть о чём поговорить. До сих пор мы не находили каких-то общих интересов. Я не надеялась, что попытки достучаться до Синего-55 помогут мне заодно достучаться и до папы. Но это было до того, как я узнала, что папа тоже увлекался пением китов. А значит, он мог бы понять, насколько они стали важными для меня, раз поднялся ко мне и рассказал, как когда-то их слушал.

Я уже собиралась расспросить его про старые записи, когда он напечатал:

«Хотел бы я, чтобы ты тоже могла их услышать».

Я была готова сказать папе, что могу слышать китов, просто не так, как он. Но не знала, как ему объяснить, чтобы он понял.

* * *

Каждый день я старалась забыть о Синем-55. Не читала ни про экспедицию, ни про китов вообще. На какое-то время в моих бусах оставались лишь кнопки от «Зенита», но потом я всё же вернула компас: мне не хватало его надёжной тяжести. Мне по-прежнему нравилось думать о людях, когда-то давно прокладывавших курс с его помощью.

Мистер Гуннар снабдил меня очередным безнадёжным пациентом: старинное радио, умолкнувшее давным-давно. Однако я не сомневалась, что во всём разберусь. С приёмниками всегда можно понять, как взаимодействуют их части. И заранее понять, удастся их починить или нет. Так устроена вся электроника: она или работает, или нет. И не остаётся места для сомнений.

Учёным потребовалось немало времени на то, чтобы понять, как китам вообще удаётся испускать звуки. Ведь они не могут открыть рот и петь, как люди. Их песни зарождаются в пустотах внутри тела, как если прогонять воздух из глотки в нос.

Стоило мне прикоснуться к внутренностям старого приёмника, и изоляция на проводах рассыпалась в труху. Даже если я заставлю его работать, оголённые провода замкнёт, и весь мой труд сгорит синим пламенем. Я полезла в клубок запасных проводов в поисках замены.

Поёт ли сейчас Синий-55? Слышит ли его кто-нибудь?

Я отставила радио и села за стол. Приближалась годовая контрольная у мисс Конн, но я за неё даже не бралась. Темой своего исследования я выбрала радиосвязь, но недавно спросила, нельзя ли поменять её на китов. Не то чтобы я охладела к радио, но для работы на тему китов я могла бы использовать то, что уже успела прочитать.

Если я снова попрошу изменить тему, у мисс Конн сделается такая физиономия, будто она подавилась собственной желчью. Но я просто не могла заставить себя что-то написать про китов. Скажу ей, когда буду сдавать работу.

Чтобы сделать выписки, я открыла несколько самых любимых страничек в сети.

«Радиоволны можно услышать на расстоянии шестьдесят три мили».

Но это уже не казалось таким выдающимся фактом теперь, когда я знала, как далеко распространяются песни китов. Даже дальше, чем за сотни миль, о которых я читала прежде. Песня может лететь по волнам океана, биться, как одинокое сердце, и снова возвращаться в волны.

Люди, которые ждут кита в заповеднике, не должны быть такими. Там должен быть кто-то, кто сможет его услышать и понять.

Я тряхнула головой, чтобы избавиться от непрошеных мыслей. Я даже потрясла руками, чтобы освободиться от хватки, которой держал меня Синий-55. Мне больше не было никакого смысла о нём думать. Довольно и того, что я сумела ему помочь. Пора вернуться к тому, в чём я действительно хороша – починке вещей, – и забыть навсегда об этом ките.

Открытый мною вебсайт был посвящён тревожным сообщениям, передаваемым с помощью радио и телеграфа. Я добавила в своё исследование новые выписки.

Фермер сумел подключить рацию к аккумулятору трактора, когда родной аккумулятор разрядился. И как раз успел вовремя получить штормовое предупреждение, чтобы увести семью в безопасное укрытие.