— Эффектно. По этой теме ты уже можешь читать лекции. По какому это предмету? Психология? Философия? Вроде промелькнуло что-то из Сартра… из Берна…

Маша улыбнулась ему лучезарно, затем протянула руку и погладила его по щеке. Проговорила нараспев:

— Нету-никакого-толку — лекции читать. Сколько уже рассуждали об этом! Переварили все, так и не осознав…

Дима вмешался наконец:

— Но вот ты сама осознала, так ведь? И все равно э-э… битый час меня уговаривала с этим сахаром, доказывала свою правоту…

Маша подняла брови:

— Во-первых, если уж на то пошло, у нас с тобой изначально были разные позиции. У меня была более рискованная. Я заранее не знала результата. Я знала про себя только то, что я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы заполучить сахар. Окончательное решение оставалось за тобой. Ты же, дорогой, был с самого начала уверен, что не сдашься, чего бы тебе это ни стоило… Видишь разницу? А, во-вторых, кто сказал, что я до конца осознала или наработала навык? Я не претендую на роль гуру. Хотя местами и склоняюсь к назидательному тону.

— Умеешь ты пыли в глаза напустить… — проворчал Дима. Матч выиграла Маша. «Заслуженно», — подумал Вадим, мысленно заискивая перед женой за непрошенную, не умещавшуюся в нем теперь ласку, за свое чувство вины.

— Ты дал мне возможность высказаться так пространно по той причине, что чувствуешь себя виноватым, — сказала Маша, будто проникая к Вадиму в сознание (и он вздрогнул, не сразу поняв, к кому адресованы эти слова). — За то, что меня расстроил и дал ситуации превратиться в нечто уродливое. Иначе, дорогой, ты бы и слова не дал мне сказать. Так что я радуюсь редкой удаче.

Вадим пошутил:

— Это Димины записи заставляют его не давать тебе высказаться. Потому что боятся увидеть женщину с интеллектом.

— А что ты смеешься? Это, скорее всего, правда, — возмутилась Маша. — Причем в данном случае у вас записи совпадают. Дорогой.

Вадиму пришлось сжать руками виски, чтобы от внезапной боли голова не лопнула по швам. Он затаился, опасаясь пошевельнуться.

«Все… Возраст. Надо начинать спать по восемь часов. Хотя бы по семь. Бороться за сон. На какое-нибудь иглоукалывание пойти, нервную систему лечить. Дальше может быть только хуже…»

Солнечные блики, пухлые, как пампушки, выпрыгнули из-за качающихся на ветру жалюзи. И продолжали мелко скакать по комнате, не в силах остановиться. На эти солнечные мячики было больно смотреть. Вадим глубоко задышал и прикрыл глаза, представив себя почему-то псом, слепнущим от сияния южного моря.

Внутри у него было глухо и пусто. Обнаружив на ощупь кнопку интеркома, Вадим попросил Леру принести аспирин.

Затем он взглянул на часы. Удостоверился, что времени уже нет: осталось десять минут до чего-то. Ага. До очень важной встречи. Премного наслышаны. Аудитор. Суперпрофессионал. Американец, давно живущий в России. Как поживаете? Давайте сотрудничать. С иголочки одетый господин в золотых запонках. С благородной сединой на висках.

Вадим встал и поплелся в ванную. Когда он вернулся, в дверь постучала Лера:

— К вам мистер Эггман.

Тут же в кабинете возник потрепанный человечек в мятых брюках и спортивных ботинках. Блестящая кожа головы проглядывала сквозь его жидкие волосы, отчего казалось, будто гладкую облизанную конфету уронили на пол, и на нее тут же налипла собачья шерсть. Поэтому вид головы оставлял ощущение досады. Глаза же его оказались разными: один большой, другой маленький. Но не как у господина Сайгэку: у того один глаз был больше в длину, а у этого — в ширину. Эггман быстро подал ладошку и плюхнул на стул расстегнутый портфель, похожий на аккордеон, из складок которого полезли, как мыши, кипы бумаг. Запахло чем-то неправильным.

Внезапно Вадим ощутил, что жить трудно. Именно сейчас, в эту минуту. Разрозненные фрагменты данных о мире, поступающие через органы восприятия, не складывались вместе, разваливались, требовали к себе отдельного внимания и в результате так и уплывали меж пальцев, неузнанные, несоставленные, непойманные. Вадим даже сделал хватательное движение, и точно — ухватился за что-то. Эггман удивленно взглянул на него, и это был последний раз, когда он прямо посмотрел на Вадима.

Они присели. Вадим прокашливался, перебирал на столе папки. Гость же сидел неподвижно и неспешно осматривал помещение.

Лера принесла чай и галеты; необходимо было начать работать. Вадим сосредоточился, надеясь, что нужный импульс сам выпрыгнет из умственных недр и оформится в мысль. Что-то действительно заклубилось там, глубоко, но опять улеглось.

Вадима бросило в пот: что за черт, надо сказать хоть что-нибудь. Эггман, согнувшись над чашкой, посасывал чай и, будто нарочно, завороженно разглядывал в вазе печенье. Вадиму казалось, что, стоит им встретиться взглядами, сразу начнется беседа в рабочем порядке. Между тем незначительное вроде препятствие не устранялось, и Вадим ощущал, как с каждой секундой в теле его нарастает давление, будто у воздушного шарика, который надули уже до предела, но дуть все еще продолжают. Чувствуя, что в следующую секунду он лопнет с пронзительным писком, Вадим вдруг открыл рот и заговорил, отчего Эггман вздрогнул и впился зубами в печенье.

— Начнем, пожалуй. Вы, наверное, знаете, что наша компания разрабатывает программное обеспечение. Стоимость программных разработок за последние годы увеличилась. И мы заинтересованы в инвестициях. Одна крупная западная компания проявила к нам интерес.

Вадим был изумлен тем, как плавно и уверенно потекла его речь. Минуту назад он ожидал безусловно позорного разрешения ситуации, когда под каким-нибудь фантастическим предлогом Эггмана придется отправлять восвояси… А сейчас стало ясно: Вадим скажет все, что от него потребуется. Невидимый энергетический Вадимов двойник, в облегчении откинувшись на спинку стула, обратился к нему: «Так как все-таки насчет иглоукалывания? Это уже психоз какой-то».

— Обрисую в двух словах. Надо переработать всю нашу бухгалтерию, за восемь лет существования фирмы. Сначала эта фирма была собственностью единственного владельца, затем мы «инкорпорировались» и сделали компанию отдельным юридическим лицом. Бухгалтерию, естественно, переписывали несколько раз, но недочеты остались. Девяностые годы, вы понимаете… И законодательство не то было, и, так сказать, «рекомендации» Минфина… В ваши задачи, соответственно, войдет эти недочеты по возможности найти и исправить. А также перевести всю бухгалтерию в международный стандарт. Ну и — самое сложное — показать нас инвесторам как процветающую компанию.

Вадим замолчал, паузой отмечая значимость последнего предложения. Мистер Эггман выпрямил спину — отмечая со своей стороны, что он ее оценил. Вадим попытался вспомнить, произвел ли его собеседник хоть один звук со времени своего появления, но не смог.

Внезапно аудитор заговорил, и даже оказался сообразительным — в сравнении с тем, что Вадим успел нафантазировать на его счет. Глядел Эггман, тем не менее, куда-то в направлении Вадимова рта.