Он помнил все, причем очень четко. Вот он стоит наавтомобильной эстакаде и смотрит, как пузатый ИЛ-86 с натужным ревом отрываетсяот земли и уносит в далекую и беспечную страну за океаном двух самых дорогих иблизких ему людей – жену и сына, Последних близких ему людей в этом мире…

Вот он поворачивается к дороге, и чудовищной силы удар вгрудь отбрасывает его к ограждению эстакады… Он изо всех сил пытаетсяудержаться на ногах, цепляется за холодный гранит парапета слабеющими пальцамии падает на спину… Больно… Господи, как не хочется умирать…

Наверное, они уходили из жизни так же: Космос, Пчела, Фил…Те, кого он любил, и кто составлял часть его самого. Но и те, кого онненавидел, должно быть, так же пытались удержать последние уходящие мгновения.Каверин, Макс, Артур… Смерть примирила всех, а теперь, видно, настал и егочеред…

Последнее, что он запомнил из прошлой жизни, были двепарящие в высоком небе птицы черный, как сажа ворон и снежно-белый голубь. Ибыло понимание того, что они появились не случайно…

Не за ним ли они прилетели, за его бессмертной душой? Потомбыл провал. Тьма не6ытия, и ничего похожего на коридор или тоннель со светом вдальнем конце…

Когда он снова через силу открыл глаза, то первое, чтоувидел, была кружившаяся над ним стая ворон. Он лежал на спине и не могпошевелиться… Мог только смотреть в небо – высокое, бескрайнее, вечное… Одна изптиц оторвалась от стаи, заложила крутой вираж, спланировала и уселась ему нагрудь. Мудрым глазом-бусинкой уставилась в лицо человека…

Значит, все-таки не голубь и не черный ворон прилетели поего душу, а ворона – серая птица с длинным, мощным, чуть искривленным на концеклювом. С помощью такого клюва она добывает пропитание… Падаль и все такое…Кажется, первым делом вороны выклевывают покойнику глаза… Но ведь он еще непокойник? Он не падаль!

Или он уже умер? И сейчас, как в кино, видит себя как бы состороны? Но тогда почему так сильно болит у него грудь, будто легкие сжигаетневидимый огонь?

Неожиданно ворона с раздражением каркнула и взлетела. Черезсекунду она исчезла из виду, как и стая ее сородичей. И тут он вдруг увиделбелых птиц. Прекрасных белых чаек. Они кружились в бездонном синем небе спронзительными криками, так не похожими на воронье карканье. Он всегда любилчаек, и вот теперь они прилетели за ним.

Свалка была нелегальной. Но это никак не сказывалось на ееразмерах. Она была широка и безбрежна, как море. Ближний край ее дымился. Делаявоздух малопригодным для дыхания. Но Федя привык. Он жил на свалке уже непервый год. Правда, "такого" тут он еще никогда не видел. Присев накорточки между кучами мусора, он с интересом разглядывал посланцев земнойцивилизации…

По разбитой мусоровозами грязной колее медленно полз"Мерседес". Черный. Блестящий, нездешний… Воплощение жизненногоуспеха. Водитель не спешил, видимо, не хотел напороться на гвоздь или кое-чтопохуже.

У края свалки. Затянутого дымом пожара. Машина остановилась.Из нее вылезли трое мужчин. Они были подстать своему автомобилю – массивные,солидные, в черных костюмах. Один из них, рыжий, что плохо вязалось с цветомего костюма. Был за старшего. Обрывки его фраз едва долетали до Феди.

Повинуясь его командам. Двое других – блондин и брюнет –открыли багажник и достали оттуда большой черный пластиковый мешок. При видемешка Федя затаил дыхание. Блондин с брюнетом, увязая по щиколотку в грязи,понесли мешок в сторону надвигающегося огня.

Далеко они не ушли, остановились возле горы отходов срыбного комбината. Здесь они бросили мешок; и принялись усиленножестикулировать. Федя догадался, что рыжий заставлял их тащить мешок дальше, аони ему доказывали, что и так, мол, сойдет. Все равно сгорит.

Потом рыжий плюнул и что-то приказал. Блондин вернулся кмашине, взял из багажника большую двадцатилитровую канистру и вернулся коставленному мешку. Он принялся щедро поливать мешок и все вокруг него изканистры. Опустошив емкость, он бросил ее тут же и бегом направился к"Мерседесу".

Тем временем брюнет так же подошел к машине и досталоткуда-то из-под заднего сиденья автомат. Он направился было к мешку, но тутрыжий замахал руками. Из-за поворота показал ась целая колонна грузовиков состроительным мусором. Все трое амбалов прыгнули в свою машину, и она медленнодвинулась по ухабам и колдобинам к дальнему выезду со свалки.

Федя, лавируя между горами мусора, бросился впротивоположном направлении.· он торопился к друзьям поделиться новостью.Степаныча и Витька он нашел за привычным делом. Оба сидели на прогретыхвесенним солнцем бетонных блоках, пили водку из пластмассовых стаканчиков изакусывали маринованными огурчиками из банки. Рядом лежала полотняная сумка спродуктами. Между ними, как поставленный на попа снаряд, стояла початая бутылка"3авалинки". Завидев Федю, Витек ощерился:

– Ну вот, Степаныч, а ты говорил много будет.

– Ты что такой взъерошенный? – проигнорировав замечаниеколлеги, обратился Степаныч к Феде.

Тот еле отдышался. Его ослабленный алкоголем организмсовершенно отвык от нагрузок.

– Там это, как его… сейчас на дальний конец мужики на"мерине" приезжали… – сообщил он, с трудом выпихивая слова изо рта.

– А ты откуда знаешь, что на мерине? Щупал, что ли? – заржалВитек.

– Да не на лошади, а на "мерседесе"! Мужикисолидные, в костюмах.

– К тебе, что ли? Не иначе как от президента за советом, –не унимался Витек.

Но Федя не обратил внимания на его шпильки. Он поскребтрехдневную щетину на скуле и уставился на бутылку водки. "С бодуна мужикмается…" – понял Степаныч. Он неторопливо достал из сумки еще одинпластмассовый стаканчик, налил почти до краев и протянул Феде.

– Выпей, расслабься.

Тот вытянул весь стакан, не поморщившись, и замер сзакрытыми глазами. Словно заснул.

– Ты чего? – испугался Белов.

– Ща, подожди, – Федя как будто прислушивался к чему-то`внутри себя.

Собутыльники смотрели на него с пониманием. А Федя сталменяться буквально на глазах.