— Ай! — Джан сдерживает невольный возглас. Слишком громкий, слишком. Легко быть слишком громким, когда весь мир сжался до шепотов. Но это ведь грандиозное открытие. Загадочный робот следует за Недждетом, этим незаконным жильцом. Джан на балконе чуть было не начинает возбужденно бормотать себе под нос. Это уже не просто любопытство и даже не просто загадка. Это расследование! А он, Джан, — маленький детектив! Расследование в самом разгаре!

Осторожно, осторожно… Не спуская глаз с робота-лазутчика и с парня на улице, Джан ползет по крышам Бейоглу. Так, тут лапу разжимаем, там хватаем. Эта штуковина идет за ним, за Недждетом, а не за кем-то еще. Словно ящерица, которая охотится за богомолом и чувствует тень ястреба, Джан только благодаря сверхразвитому чутью, которое компенсирует отсутствие звуков, вдруг инстинктивно дергает рукой, заставив Обезьяну прокатиться вперед, избежав тем самым челюстей, которые сожгли бы микросхему его битбота электромагнитным импульсом.

Он был преследователем, но и его преследовали. Джан перенастраивает свои глаза, галопом убегая от нападавшего. Еще один анонимный робот. Джан нечаянно оказался в зоне контроля еще одного наблюдателя, что послужило сигналом тревоги. Противник большой, быстрый и сильный. Он может разорвать битботов Джана на кусочки. Он мчится за ним, а индикатор батареи Джана показывает, что использована уже треть заряда. Надо отозвать Обезьяну, но тогда та приведет преследователя прямо к нему.

Беги, робот, беги! Обезьяна, прыгай, Обезьяна, сматывайся. А за ней, на расстоянии вполкрыши, движется разрушитель. Джан охает от умственной натуги и вытягивает руку, заставляя Обезьяну в два прыжка взобраться на стену, перемахнуть через перила и метнуться через тенистый зеленый садик, где белье, выстиранное утром, безвольно висит на изнуряющей жаре. Охотник движется следом. Он больше, быстрее и теперь еще ближе. Джан мельком бросает взгляд на индикатор батареи. Половина. В таком темпе Обезьяна жрет энергию. Прыжок. Когда Обезьяна оказывается в воздухе, Джан изменяет конфигурацию на мяч. Битбот прыгает и катится, отскакивая от кондиционеров и панелей фотосинтеза, чтобы с силой удариться о перила. Охотник прыгает за ним, несколькими шагами перемахивая через крышу, но битбот снова превращается в Обезьяну и свешивается с пожарной лестницы, чтобы перепрыгнуть на крышу соседнего дома. Джан выиграл несколько десятков метров.

Джан не слышит, как открывается дверь. Джан ничего не слышит. Охота на крышах проходит беззвучно. Мальчик отвлекается от схватки роботов, только когда свет из приоткрытой двери ослепляет его. В проеме двери стоит длинная посторонняя фигура, залитая солнечным светом. Его мама. Она вздыхает. Джан хмурится. Он всегда сидит лицом к двери, чтобы понять, когда кто-то входит, а еще чтобы гость не смог заметить, чем он занимается за компьютером. Джану не разрешают волноваться. Мама заплакала бы. Она не может ни кричать, ни трясти его, ни бить, потому вынуждена мучиться сама. Она понимает, что я из-за этого чувствую?

Мать снова вздыхает. «У тебя есть чистая рубашка в школу?»

Джану хватает ума не отвечать кивком. От этого мама обидится, что он грубый и относится к ней без должного уважения. Она, возможно, даже спросит, чем таким важным занят сын, что не может поговорить с собственной матерью. Нельзя отрывать руки от экрана, но Джан вздыхает: «Да, есть, в шкафу».

«Хорошо, — говорит мать. Силуэт двигается в ярком свете, словно бы собравшись уйти, но потом оборачивается. — А ты чем занимаешься-то?»

Сердце Джана трепещет.

— Играю с Обезьяной. — И он не врет.

«Хорошо, только никому не досаждай своей игрушкой, ладно?» Затем мама растворяется в столпе света, и дверь закрывается. Джан присвистывает от сосредоточенности и склоняется над раскатывающимся экраном. Скорость, энергия, навигация, безопасность. Мимо пробегает кошка, а Обезьяна и ее преследователь галопом несутся по крыше и перепрыгивают на подставку для резервуаров под воду на соседней крыше. Расстояние пять метров, двадцать процентов батареи. Джану интересно, кто скрывается за этими глазами насекомого, чье лицо освещает экран, и какой экран.

Кто бы ты ни был, Джан Дурукан, маленький детектив, тебя удивит и обведет вокруг пальца. Джан сжимает кулак, чтобы собрать весь резерв из батареек, а затем резко выкидывает вперед руку, чтобы Обезьяна взлетела над бетонным заграждением. Бот-охотник прыгает следом. Он попался! Он думал, что там крыша, но там ничего, кроме двадцати метров пустоты. Джан беззвучно хлопает в ладоши. Падающая Обезьяна распадается на компоненты, нанороботы дождем проливаются на Киноварный переулок. Джан скрещивает большие пальцы и встряхивает остальными. По облаку крошечных механизмов идет рябь, оно темнеет, а потом собирается в пару легких крыльев. Птица, Птица Джана. Уровень заряда батареи критический, но Птица бьет крыльями и летит над головами сидящих в чайной мужчин так низко, что они пригибают головы. Три удара, четыре, и вот уже он выруливает с Киноварного переулка. В камеру заднего вида Джан видит, что бот, охотившийся за ним, разбился о мостовую, словно фарфоровый краб. Осколки, ошметки и обрывки желтого корпуса. Он делает круг над площадью Адема Деде — большой белый аист, скользящий домой.

У Джана дрожат руки, горло пересохло, в носу щиплет, а еще надо по-маленькому. Сердце гулко стучит в грудной клетке, дыхание трепещет где-то в горле, лицо горит от волнения теперь, когда он понимает, что был в опасности. Пока он бежал, это была игра, лучшая из тех, в которые ему доводилось играть. Теперь он задумался о том, что случилось бы, если бы человек, управлявший тем роботом, выследил его, пришел и постучал бы в дверь. Теперь можно бояться. Но Джан гордится; больше, чем когда-либо в жизни, гордится тем, что удалось сбежать от преследователя. Ему хочется поделиться с кем-то. Но ребята в спецшколе слишком тупые, чтобы понять, ну или с ними что-то не так. А родители… Джан понимает, что никогда не сможет вырваться из круга самобичевания матери и молчания отца.

Господин Ферентину. Он выслушает. Он поймет. А обо всем, чего не поймет, догадается, и его догадки всегда верны. Этим он и знаменит, как он говорит Джану. Джан Дурукан подходит к краю балкона, смотрит, как яркое утро врывается в Эскикей, и поднимает руку, чтобы поймать вернувшуюся домой Птицу.

Итак, представьте, что вы респектабельный житель Искендеруна, ранее называвшегося Александриеттой, примерно середины XVIII века нашей эры, подданный султана Османа III. Империя уже не та, что была в зените славы у ворот Вены. Это волшебный час сумерек для дома Османли. Все еще кажется лучезарным, спокойным и неподвижным, и создается впечатление, что все так и будет внутри этой бирюзовой оболочки. Но ночь безжалостно надвигается. Имперский Константинополь может утешаться в великолепных зданиях мечетей, и купален, и императорских гробниц, но Александриетта расположена далеко от Блистательной Порты[33]и острее чувствует ветер с востока и с севера. Она всегда была огромным городом, где жили представители множества рас и конфессий и где торговые пути из Центральной Азии пересекаются с морскими путями из Италии и Атлантики. В здешних караван-сараях вы и сколотили свое состояние. Во цвете лет вы были путешественником, двигались на запад к Марселю и Кадису, на восток к Лахору и Самарканду, на север до Москвы и, как всякий уважающий себя мусульманин, добрались до Мекки на юге, совершив хадж. Теперь вы стары, вы отошли от дел и скрылись в своем тенистом доме, куда прохладный морской бриз приносит новости из всех уголков империи и мира за ее пределами. Прекрасная пора мира и благоденствия подходит к концу. Жена мертва уже пять лет, сыновья управляют всеми делами, а дочери удачно вышли замуж. Все жизненные обязательства выполнены. Пора уходить. Как-то утром вы приказываете слугам принести чашу соснового меда. Вы вкушаете мед серебряной ложкой в тишине комнаты, в которой нет часов. Днем вы снова просите принести чашу меда. И вечером тоже. Только мед, и больше ничего.