Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй! – закричал я.
Черные тени скользнули по снегу. Альфа-собаки! Одна, вторая третья… десятки, если не сотни. Черт! Стекаются, как шакалы, со всех сторон. Окружают библиотеку.
– Лелик! – закричал кто-то.
Теперь я точно слышал человеческий голос. В библиотеке люди. И им нужна помощь!
«Ты, блин, соображаешь вообще, что несешь? Ты едва стоишь на ногах. Какая от тебя на хрен помощь? Ты сам – почти труп!»
«А вот и нет. Уже нет…»
Напряг спину. Она прогнулась сначала вверх, по-кошачьи, дугой, а потом обратно. И я встал, используя инерцию струны. Качнуло в сторону, но успел опереться о стену.
«Мертвым такие трюки точняк не под…»
Снова выглянул на улицу – собак становилось все больше.
«И что ты можешь им противопоставить?»
«Ничего, но я могу отвлечь их на себя, чтобы выиграть время для выживших. Спасти людей, раз мне все равно до дочки не добраться. Пусть это будет финальный аккорд. Чертова Зона, чтоб она провалилась! Я все же дам ей пинка перед смертью!»
– Па-ад хвост! – Я, покачиваясь, побрел через кухню, все время опираясь рукой о стену, словно старый дед, ползущий ночью к сортиру. – Я-я-я вам…
Со стороны, наверное, это было похоже на помешательство. Но да, черт возьми, я действительно сбрендил! После того, как выпил крови человека, меня язык уже бы не повернулся назвать нормальным. Зверь? Пусть так. Если это поможет мне рыкнуть и отвлечь на себя других зверей, помордатее, – что ж, пусть будет так.
Взгляд упал на трубу от пылесоса. «Сгодится для посоха», – подумал я и практически выпал в коридор.
19
Внутри церкви было людно. Народ, как и те двое мужчин в машине, больше напоминали бездомных. Все в лохмотьях, лица красные, будто они долго были на морозе.
На пути у Леры возникла женщина, лохматая, как бабка-ежка. Она облизнулась так, будто девочка была пирожком в витрине пекарни, и протянула к ней тощие руки.
– Пшла вон, дура! – рявкнул Марк и пнул женщину.
Остальная толпа расступилась. Лера не могла сосчитать, сколько здесь человек, но точно больше десятка. Вообще, у нее были проблемы со сложением чисел: до двадцати считала уверенно, а вот то, что дальше, – уже хуже. Часто ошибалась. А с таблицей умножения совсем все плохо. Папа ее ругал за оценки, которая она приносила из школы, пока та не опустела – большинство детей и учителя выехали за Периметр к родственникам.
А у этих людей, в церкви, не было родственников. Лера слышала про таких в передаче. Они обычно теряли дом, поэтому и оказывались на улице. Жили тем, что найдут на помойке, а спали вовсе в подвалах. Иногда чиновники для них создавали ночлежки. В бывших общежитиях или даже в… церквях.
– Они тут спят? – спросила Лера у Марка.
Губы байкера слегка дрогнули.
– А ты догадливая. Да, все эти люди – заплутавшие души, которые пришли ко мне, когда стало совсем худо. И я принял их всех, как своих детей. Теперь они очистились и готовы к новому, лучшему миру.
– А он придет? – машинально спросила Лера.
Они как раз проходили через толпу, из которой на нее пялились десятки глаз, и девочке казалось, что именно так Волк и смотрел на Красную Шапочку в сказке. Только тут их было много, этих волков. «Они просто проголодались, когда жили на улице», – решила Лера.
А этот добрый человек приютил их.
– Конечно, придет, – ответил Марк.
Следом за женщиной на дороге возник старичок, у которого вместо глаз были что-то наподобие белых камешков. «Слепой», – догадалась Лера. Она как-то видела на улице слепого, но тот был в черных очках и шел с тростью. А этот…
…этот рухнул на колени перед ними.
– Владыка-а, я чую запах… Мы сегодня поедим?
Марк остановился, отодвинув Леру за спину, потом опустился на корточки рядом со стариком.
– Конечно, вы поедите. Всем мы поедим. Обязательно! Только хочу, чтобы вы знали: эта девочка – наш друг! Она нам поможет! Всем нам!
– Но Владыка… я усердно молился сегодня, – прохрипел старик. – И всю прошедшую неделю. Мой лоб…
На нем были красные царапины и синеватый подтек, будто пожилой мужчина пытался пробить головой стену.
– Я вижу, Валерий. Встань же! И пожми руку нашей новой сестре! Отныне, – Марк обвел рукой всех присутствующих, – она часть нашей общины.
– Часть? – не понял старик.
Лера видела, что с его губы стекает слюна.
– Да, часть общины, – Марк взял старика за подбородок. Незаметно сжал, но Лера услышал хруст. Рот мужчины приоткрылся, из него воняло, как из мусорки. Впрочем, остальные пахли не лучше. – Ты ведь не станешь делать глупые поступки, да, брат?! Община получит свое, но позже… Пожми же ей руку, брат Валерий!
Старик затряс головой, словно козел бородой.
Марк же встал, повернулся, ища кого-то в толпе. Увидел Борова, который шествовал с видом тренера физкультуры среди толпы младших школьников. – Эй, Андрей, успокой, пожалуйста, Валерия!
Боров хмыкнул и козырнул.
– Сделаем, шеф! Успокоим – не вопрос! – Он поднял что-то бормочущего старика с колен.
– Нет-нет-нет! – услышала Лера слова. – Нет, не хочу успокаиваться. Я не хочу… я хочу есть… я хочу-у!!! Пожалуйста, Владыка, я усердно молился. Ему-у! Всевышний должен был услышать, – и тут старик громко охнул.
Лера не видела, что произошло, только удалявшуюся мощную спину Борова, который тащил старика к двери в стене. Как мешок с песком.
Боров заметил ее взгляд и подмигнул. Девочка почувствовала, что невольно стала соучастницей чего-то страшного и пугающего. Как ведьмин заговор, только хуже. Намного хуже.
– С ним все будет в порядке? – спросила Лера.
Марк проследил за ее взглядом.
– Ты про брата Валерия? – Он натянул на лицо улыбку. – Конечно же. Все с ним будет в порядке. Боров… точнее, Андрей просто поговорит с ним. Они поймут друг друга очень быстро. Сразу же все встанет на свои места. Валерий все поймет, вот увидишь!
– Он, кажется, голоден, – прошептала Лера. Она все еще не могла спрятаться от взглядов присутствующих. Люди разглядывали ее так, словно она была кусочком торта. – И они… они тоже голодны?
– Да, они голодны. И сейчас приходит время обеда… – буркнул Марк, когда они подошли к алтарю. Тут вместо дяди с именем Иисус висел портрет священника в противогазе. На нем была черная ряса, вся в дырах, практически лохмотья. На голове капюшон, а в руках то ли трость, то ли посох. Священник стоял на фоне сгоревшей церкви и держал книгу, которая была сшита из каких-то лоскутков, словно одеяло. Только кусочки были телесного цвета. Мама всегда смеялась, когда она так называла цвет кожи, но по-другому было и не сказать – коричневый ближе всего по оттенку, но все равно не похож.