Но и Казань в Москве считали своей «вотчиной», поскольку предки московских князей — великие киевские князья — взимали дань с древней Волжской Булгарии, там, где впоследствии возникло Казанское ханство. Добавление к титулу Ивана III наименования «болгарский» должно было развеять все сомнения на этот счет. В 1487 году московская рать впервые взяла Казань и посадила на ханский престол зависимого правителя — Мухаммед-Амина.

Так патримониальная (вотчинная) идеология становилась универсальным источником легитимности и власти государя внутри страны, и его внешнеполитических притязаний.

При Иване III наряду с суверенитетом появляется еще один непременный атрибут государства Нового времени — государственная граница.

Средневековье не знало территориальных границ между странами: существовали рубежи между феодальными владениями, которые, разумеется, были хорошо известны местным крестьянам и их сеньорам, но политического значения эти межи не имели. Никому не приходило в голову наносить их на карту (географические карты также получили распространение в раннее Новое время!) и хранить ее в королевском архиве. Существовали также границы юрисдикций, светских и церковных, т. е. было известно, кому с какой территории причитаются определенные доходы и кому там принадлежит право суда. Обычным явлением была чересполосица и двойное подчинение тех или иных земель, когда два или более сеньора делили доходы с одной местности. Подобные порядки были распространены и на Руси, и в некоторых других странах Европы еще в первой половине XV века.

Линия границы возникает тогда, когда, во-первых, формируются суверенные государства (т. е. в каждом из них над паутиной местных юрисдикций возвышается и подчиняет их себе верховная власть), а во-вторых, в процессе экспансии они сталкиваются друг с другом, и между ними начинаются территориальные споры. Такой момент в истории Восточной Европы наступил в конце XV века, когда две сильнейшие державы — великие княжества Московское и Литовское — вступили в длительное вооруженное противостояние, одним из результатов которого явилась линия московско-литовской границы.

Интересно сравнить два мирных договора — 1449 и 1494 годов. Первый был заключен между Василием II и королем Казимиром, а второй — между Иваном III и Александром Литовским. Договор о «дружбе и братстве» от 31 августа 1449 года не содержал описания границы, за исключением размежевания спорного участка в районе Ржева. Договор был посвящен главным образом разделу сфер влияния: так, великий князь тверской был записан в литовскую «сторону», т. е. находился под покровительством Казимира, а великий князь рязанский считался союзником Василия II. Подробно оговаривались отношения каждой из сторон с Новгородом и Псковом и т. д.

Иной характер носил мирный договор 1494 года, завершивший шедшую с конца 1480-х годов необъявленную порубежную войну между соседними государствами. Значительное внимание там было уделено описанию границы в районах недавних боевых действий — около Вязьмы и в верховьях Оки. При этом подробно перечислялись населенные пункты, принадлежавшие каждой из договаривающихся сторон в зоне размежевания. В итоге московско-литовская граница обрела реальные очертания и вполне может быть нанесена на карту — в отличие от договора 1449 года.

Еще подробнее описание границы в договоре о перемирии 1503 года по итогам очередной войны: здесь перечислены все населенные пункты — многие десятки городов и волостей, — которые каждая из сторон удержала за собой по условиям перемирия.

Таким образом, граница с Литвой стала первой государственной границей Нового времени в России. При этом на других направлениях к началу XVI века сохранялись все те же условные рубежи. С юга территорию Русского государства прикрывали полуавтономные образования: великое княжество Рязанское и владения северских князей, за которыми начиналась уже Дикая степь — район татарских кочевий. Не существовало никакой определенной границы на востоке, со стороны Казанского ханства. Для защиты от набегов казанцев во второй половине 1460‐х годов были выставлены военные заставы в районе Костромы, Нижнего Новгорода, Мурома, но после того, как на ханский престол в 1487 году удалось посадить ставленника Москвы, эта опасность до конца правления Ивана III была сведена к минимуму. Наконец, на севере вплоть до Белого моря простирались бывшие владения Великого Новгорода, малонаселенные и необжитые…

Загадки первого судебника

Среди многих новаций, связанных с эпохой Ивана III, особое место занимает первый свод законов Московского государства — Судебник 1497 года.

Во многих странах Европы — от Испании на западе до Московии на востоке — кодификация правовых норм служила эффективным средством юридической централизации и утверждения верховной власти монарха над своими подданными, в какой бы части государства они ни проживали. Одним из самых ранних кодексов стал свод законов короля Кастилии и Леона Альфонсо X Мудрого (1252–1284); он был составлен в семи частях (Las Siete Partidas), отсюда и название, под которым этот юридический памятник вошел в историю, — «партиды».

В Южной, Восточной и Северной Европе к кодификации приступили на столетие позднее: к середине XIV века относятся Законник сербского царя Стефана Душана (1349, дополнен в 1354 году) и Статуты польского короля Казимира Великого (1346–1347). Тогда же появился кодекс законов Шведского королевства (около 1350): по имени правившего тогда короля его принято называть Уложением Магнуса Эрикссона. Ему предшествовали провинциальные кодексы, фиксировавшие правовые нормы отдельных шведских областей.

Замыкают этот ряд свод законов Великого княжества Литовского — Судебник Казимира (1468) и уже упомянутый Судебник Ивана III (1497).

До конца XV века на Руси, подобно Швеции XIII — первой половины XIV столетия, не было единого законодательства: в разных землях и княжествах действовали свои, местные нормы. До нас, например, дошли Новгородская (в отрывках) и Псковская судные грамоты — кодексы, по которым жили эти вечевые республики в XIV–XV веках. Судебник Ивана III впервые установил единые для всего государства нормы судопроизводства — уже этим определяется его историческое значение.

Отечественным ученым хорошо известен этот нормативный акт: с момента его первой публикации в 1819 году Судебник комментировали многие юристы и историки, и не одно поколение студентов штудировало его на семинарских занятиях… И тем не менее, как показали новейшие исследования, знаменитый памятник таит в себе еще немало загадок.

Прежде всего, удивление вызывает уже тот факт, что Судебник Ивана III дошел до нас в единственном списке (для сравнения: следующий, так называемый царский, Судебник 1550 года известен более чем в пятидесяти копиях разного времени). Долгое время считалось, что список близок по времени к моменту издания Судебника, но в 1980‐х годах А. И. Плигузов установил, что дошедшая до нас рукопись принадлежит перу архимандрита московского Новоспасского монастыря Нифонта Кормилицына и трех его помощников. Ученый датировал ее 1552–1554 годами. Затем Б. М. Клосс и В. Д. Назаров уточнили эту датировку, приведя данные в пользу середины 1540‐х годов. По всей вероятности, Нифонт снял копию с Судебника по заказу Иосифо-Волоколамского монастыря — почитаемой обители, где он ранее был игуменом в течение двадцати лет.