Многоуважаемый Раввин объявил повторный референдум. ОФИЦИАЛЬНОЕ НАЗВАНИЕ ИЗМЕНЕНИЮ НЕ ПОДЛЕЖИТ, — сказал он. — НО НАМ СЛЕДУЕТ ПОДЫСКАТЬ НАЗВАНИЕ, БОЛЕЕ СООТВЕТСТВУЮЩЕЕНАШИМ СОБСТВЕННЫМ ЦЕЛЯМ. И хотя никто толком не понимал, что имелось в виду под целями — Развераньше у нас были какие-то цели? И как соотносится с общими целями моя личная? — необходимость еще одного референдума никто под вопрос не ставил. Возле Несгибаемой Синагоги вновь появился ящик для бюллетеней, только присматривали за ним на этот раз двойняшки — дочери Многоуважаемого Раввина.

Страдающий артритом слесарь Ицхак В проголосовал за «Пограничинск». Правовед Исаак М — за «Благонравск». Лиля Ф, потомок первого Падшего, выпустившего из рук Великую Книгу, уговорила двойняшек тайком принять от нее бюллетень с надписью «Пинхас». (Двойняшки тоже проголосовали: Ханна за «Чана», Чана — за «Ханна».)

Вечером Многоуважаемый Раввин пересчитал бюллетени. За каждое название было подано равное число голосов — по одному: Малый Луцк, НЕСГИБАННЫЙ КРАЙ, Новые Горизонты, Черта Оседлости, Иешуа, Замочный Ключ… Посчитав, что фиаско и без того безмерно затянулось, и уговаривая себя, что именно так поступил бы Господь, окажись он в его положении, Многоуважаемый Раввин решил тянуть записку вслепую и назвать штетл так, как в ней будет написано.

Досточтимый Раввин кивнул, пробегая глазами ставший уже знакомым почерк. ЯНКЕЛЬ ОПЯТЬ ПОБЕДИЛ, — сказал он. — ЯНКЕЛЬ НАЗВАЛ НАС ТРАХИМБРОД.

Дорогой Джонатан,

Меня сделало розовым до мурашек получить твое письмо и узнать, что ты восстановлен в университете для заключительного года. Что до меня, то мне по-прежнему предстоит два года занятий в кругу останков. Я не знаю, что буду исполнять после. Многое из того, о чем ты проинформировал меня в июле, сохраняет для меня знаменательность, как, например, то, что ты изрек про поиск мечты, и как если у тебя есть хорошая и осмысленная мечта, ты обязан отправляться на ее поиски. Должен сказать, что тебе это более проще.

Я не умирал от жажды упомянуть это, но упомяну. Скоро у меня будет достаточно валюты для покупки авиаваучера в Америку. Отец об этом не знает. Он думает, что я рассеиваю все, чем владею, в знаменитых дискотеках, но взамен них я часто иду на пляж и сижу там насестом по много часов, чтобы не рассеивать валюту. Когда я сижу насестом на пляже, я думаю о том, как тебе повезло.

Вчера Игорьку исполнилось четырнадцать. За день тому назад он сделал себе сломанную руку, на этот раз из-за забора, на который влезал, если ты можешь в это поверить. Мы все упрямо старались сделать его радостным человеком, и Мама приготовила торт высшей пробы, у которого было много уровней, и даже устроили маленький праздник. Дедушка, конечно, наличествовал. Он осведомился, как ты, и я сообщил ему, что ты возвращаешься в университет в сентябре, то есть сейчас. Я не информировал его о том, как охранник украл коробку Августины, потому что знал, что ему станет стыдно, а вести о тебе его обрадовали, а он никогда нерадостен. Он хотел через меня осведомиться, возможная ли это вещь, чтобы ты отпочтовал еще одну репродукцию фотографии Августины. Он сказал, что возместит тебе валютой за любые расходы. Я очень огорчаюсь из-за него, о чем уже проинформировал тебя в предыдущем письме. Его здоровье терпит разгром. Он не обладает энергией, чтобы часто нервироваться, и обычно в молчании. По правде, я бы предпочел, если бы он на меня наорал или даже звезданул.

Отец купил Игорьку новый велосипед на его день рождения, что является подарком высшего качества, потому что я знаю, что Отец не обладает валютой для таких подарков, как велосипед. «Бедный Неуклюжина, — сказал он, удлиняясь положить свою руку Игорьку на плечо. — Он должен радоваться в день рождения». Я окружил конвертом изображение велосипеда. Сообщи, если он суперклевый. Пожалуйста, будь правдив. Я не рассержусь, если ты сообщишь мне, что он не суперклевый.

Вчера ночью я постановил не идти ни во что знаменитое. Вместо этого я сидел насестом на пляже. Но я не был в обычном одиночестве, потому что я взял с собой фотографию Августины. Должен признаться, что я экзаменую ее с большой повторяемостью и упорствую в размышлениях над тем, что ты сказал про то, как в нее нельзя не влюбиться. Она красивая. Ты прав.

Довольно моей миниатюрной болтовни. Я делаю из тебя скучного человека. Теперь я буду говорить по поводу своего повествования. Я ощутил, что ты был не так уж умиротворен вторым разделом. За это я ем очередной кусок позорного пирога. Но твои поправки были до того легкие. Спасибо, что проинформировал меня, что надо говорить просто «наложить в штаны», или «обосраться», и еще «прийтись кстати» вместо «идти в руку». Мне очень полезно знать правильные идиомы. Это необходимо. Я знаю, что ты просил меня не видоизменять ошибки, потому что они звучат юмористически, а юмор — единственный правдивый способ рассказать печальный рассказ, но я думаю, что я их видоизменю. Пожалуйста, не сердись на меня.

Я переоформил все остальные приказанные тобой поправки. Я вставил все, как ты распорядился, в часть про когда я первый раз тебя встретил. (Ты по правде думаешь, что мы сопоставимы?) Как ты приказал, я удалил предложение «Он был беспощадно низкого роста» и вставил на его место «Подобно мне, он не был высок». И после предложения ««О», — сказал Дедушка, и я ощутил, что он все еще отшвартовывается от сновидения» я добавил, как ты приказал: «О Бабушке?».

Я уверен, что с этими изменениями вторая часть моего повествования безупречна. Я не смог не заметить, что ты снова отпочтовал мне валюту. За это я снова тебя благодарю. Но, как попугай, повторяю, что уже изрекал: если ты не умиротворен тем, что я тебе отпочтовываю и хотел бы, чтобы валюта была отпочтована назад, я ее отпочтую незамедлительно. У меня нет другого способа гордости.

Над этой следующей секцией я горбатил очень усердно. Она была емкотруднее всех. Я предпринял попытку угадать некоторые из вещей, которые ты заставил бы меня видоизменить, и видоизменил их самостоятельно. Например, я не использовал слово «нервировать» с такой периодичностью, потому что ощутил, что оно делает тебя на нервах, когда прочитал в твоем письме: «Перестань употреблять слово «нервировать». Оно меня достало». Я также изобрел вещи, которыми надеялся тебя умиротворить, вещи смешные и вещи печальные. Я уверен, что ты проинформируешь меня, когда в своих изобретениях я забреду слишком далеко.

Озабоченный своим сочинением, ты выслал мне много страниц, но должен тебе сообщить, что я прочел каждую из них. Книга Повторяющихся Сновидений — красивая вещь, и должен сказать, что сон про то, как мы сами себе отцы, ввел меня в меланхолию. Это именно то, чего ты добивался, да? Конечно, я не Отец, так что, возможно, я редкая птица для твоего романа. То, что я лицезрею, когда смотрюсь в свое отражение, это не Отец, а негатив Отца.

Янкель. Он хороший человек, да? Почему, ты думаешь, он обмошенничал того человека столько много лет назад? Возможно, ему беспощадно потребовалась валюта. Я знаю, как это бывает, хотя я бы никогда не стал никого мошенничать. Я нашел стимулирующим, что ты произвел вторую лотерею, на этот раз, чтобы обозвать штетл. Это заставило меня подумать над тем, как бы я обозвал Одессу, если бы имел власть. Я думаю, что обозвал бы ее Алекс, потому что тогда все бы знали, что я Алекс и что город называется Алекс, и значит, я должен быть человеком высшей пробы. Еще я мог бы назвать ее Игорек, потому что люди стали бы думать, что мой брат — человек высшей пробы, каков он и есть, но людям было бы полезно так думать. (Это странно, но я желаю для своего брата все, что желаю для себя, только еще упрямее.) Возможно, я назвал бы ее Трахимброд, потому что тогда Трахимброд смог бы существовать, а также потому, что здесь все купили бы твою книгу, и ты мог бы стать знаменитым.