– Стравинский, да? – спросил Хьюмс-Тельбот.

– Да. «Весна священная». Это мое любимое произведение. Это мес– то, майор Шеклтон, где старики селения стоят в кругу и смотрят, как юная девушка танцует в смертельном экстазе языческого ритуального жертвоприношения,– Майкл на несколько секунд закрыл глаза, представ– ляя себе темно-красные и ярко-оранжевые цвета прыгающих сумасшедших нот. Он открыл глаза и посмотрел на майора.– Жертвенность в те време– на, кажется, была самой значительной темой.

– Не знаю,– от взгляда Галатина Шеклтону было не по себе, он был прямым и проникающим в душу, в нем была сила, от которой у майора со– здавалось ощущение безволия, как будто он превращался в тряпку.– Я поклонник Бенни Гудмана.

– О, да, я его знаю,– Майкл еще некоторое время слушал гремящую, резкую музыку, в которой отзывалась картина мира в состоянии войны, борьбы со своим собственным варварством, и варварство явно побеждало. Потом он встал, поднял без скрежета звукосниматель с диска 78 оборо– тов в минуту и оставил «Виктролу» останавливаться.

– Я принимаю поручение, джентльмены,– сказал он.– Я найду то, что вы хотите.

– Найдете? Я имею в виду…– Хьюмс-Тельбот путался в словах.– Мне показалось, вы приняли наше предложение.

– Да, принял. И несколько изменил его.

– Ах, понимаю,– но в действительности он не понимал, однако не собирался больше выспрашивать мотивы.– Ну, приятно слышать, сэр. Очень хорошо. Мы, конечно, дадим вам неделю для тренировки. Дадим вам сделать несколько тренировочных прыжков с парашютом и поработаем не– много с языком, хотя сомневаюсь, что вы в этом нуждаетесь. А также, как только вернемся в Лондон предоставим вам всю необходимую информа– цию.

– Да, сделайте так, пожалуйста,– от мысли о полете через пролив во Францию кожа на затылке стянулась, но это предстояло проделать в свое время. Он сделал глубокий вдох, теперь довольный, что его реше– ние стало окончательным.– Надеюсь, вы меня извините, я собирался на утреннюю пробежку.

– Я знал, что вы бегун,– сказал Шеклтон.– Я тоже. На какое рас– стояние вы бегаете?

– Пять миль, около того.

– Раньше я бегал по семь миль. С полной полевой выкладкой. По– слушайте, если у вас есть запасной теплый костюм и свитер, я побегу с вами. Мне бы не помешало опять разогнать кровь,– особенно после попы– ток выспаться на этой доске, подумал он.

– Я не пользуюсь теплым костюмом,– сказал ему Майкл и сбросил халат. Он остался без одежды. Он положил халат на спинку кресла.– Уже почти весна. И благодарю вас, майор, но я всегда бегаю один.

Он прошел мимо Шеклтона и Хьюмс-Тельбота, которые от удивления не могли ни говорить, ни двигаться, и вышел из дверей в холодный свет утра с падавшим мокрым снегом.

Шеклтон задержал дверь, не дав ей закрыться. Он, не веря глазам своим, смотрел, как обнаженный человек начал бег по дороге длинными целеустремленными скачками, потом свернул через поле к лесу.

– Эй! – крикнул он.– А как же насчет волков?

Майкл Галатин не оглянулся и в следующий момент скрылся за де– ревьями.

– Странный парень, вам не кажется? – спросил Хьюмс-Тельбот, гля– дя через плечо майора.

– Странный или нет,– сказал Шеклтон,– я верю, что майор Галатин может выполнить эту работу.

Снег летел ему в лицо, и он вздрогнул, несмотря на свою теплую форму, и захлопнул дверь, чтобы не дуло.

– Мартин? Иди-ка сюда и посмотри на это.

Человек, чье имя было названо, немедленно встал из-за стола и прошел во внутренний кабинет, стуча каблуками по бетонному полу. Он был массивен и широкоплеч, в дорогом коричневом костюме, безукориз– ненно белой рубашке, с черным галстуком. У него было округлое, мяси– стое лицо всеми любимого дядюшки, человека, который обычно рассказы– вает сказки на ночь.

Стены кабинета были увешаны картами, разрисованными красными стрелками и кружочками. Некоторые стрелки были соскоблены, нарисованы вновь и нарисованы по-другому, а многие из кружочков были перечеркну– ты гневными штрихами. На большом столе лежали еще карты вместе со стопками бумаг, положенных на подпись. Рядом стоял маленький железный открытый ящик, а в нем удобно располагались ванночки с акварелями и кисти конского волоса разных размеров. Человек подтянул стул с жест– кой спинкой к мольберту, стоявшему в углу комнаты без окон, а на мольберте в процессе работы была картина: акварельное изображение бе– лого сельского домика, за которым поднимались розовевшие зазубренные горные вершины. На полу у ног художника были другие картины домиков и сельских пейзажей, все они были брошены незаконченными.

– Здесь вот. Вот тут. Видишь его? – на художнике были очки, и он постучал кистью по намазанной тени у края сельского домика.

– Я вижу… тень,– ответил Мартин.

– В тени. Вот там! – он снова постучал, пожестче.– Вглядись по– ближе.

Он схватил рисунок, испачкавшись в краске, и сунул его в лицо Мартина.

Мартин судорожно глотнул. Он видел тень, и больше ничего. Но, похоже, от его видения зависело многое, и нужно было относиться к этому осторожно.

– Да,– ответил он,– мне кажется… я действительно вижу.

– А-а,– сказал, улыбаясь другой.– А-а, так вот он где! – Он го– ворил по-немецки с густым, можно даже сказать, неуклюжим австрийским акцентом.

– Волк! Вот здесь, в тени! – Он показал деревянным концом кисти в темный округлый мазок, в котором Мартин не мог различить ничего.– Волк в засаде. И смотри сюда! – Он вынул другой рисунок, плохого ис– полнения, извилистого темного речного потока.– Видишь его? За скалой?

– Да, мой фюрер,– сказал Мартин Борман, уставившись на скалу и одну-две ломанных черточки.

– А тут, вот здесь! – Гитлер показал третий рисунок, изображав– ший лужайку с белыми эдельвейсами. Он показал своим выпачканным кра– сками пальцем на два темных пятна посреди освещенных солнцем цветов.– Глаза волка! Видишь, он подкрадывается ближе! Знаешь, что это означа– ет, верно?

Мартин замялся, потом медленно покачал головой.

– Волк – это мой счастливый символ! – сказал Гитлер, не скрывая возбуждения.– Об этом же известно всем! И вот – в моих рисунках появ– ляется волк по своей воле. Нужно ли более ясное предзнаменование, чем это?

Ах, вот оно что, подумал секретарь Гитлера. Теперь мы окунулись во тьму толкований знаков и символов.

– Я – волк, разве тебе не понятно? – Гитлер снял очки, в которых его видели редко, только круг приближенных, с треском сложил их и за– пихнул в кожаный планшет.– В этом предзнаменование будущего. Моего будущего,– его загоревшиеся глаза мигнули,– будущего Рейха, конечно, должен был я сказать. Это всего лишь очередной раз говорит о том, что я уже знаю наверняка.

Мартин молча ждал, уставившись на рисунок с сельским домиком – бесталанная и неряшливая мазня.