– Валентина Ивановна, а Лабашов – тоже ваш студент?

– Кто? – не поняла бабушка.

– Нет, девочка, это экономфак, у них русский только в первом семестре, и ведет другой преподаватель, – ответила за бабушку Майя Дмитриевна. Лабашов молча замотал головой.

Бабушка, видимо, закончив перебирать в уме фамилии своих студентов, подтвердила:

– Нет. У меня таких нет. – Повернулась к Тонкому: – Как ты с ним справился-то, расскажи?

– Толстый помог. Тебя это… Роман Петрович просил зайти.

– Знаю, была. Ты молодец, Саш. – И, обращаясь к бабулькам, добавила: – Защитник растет!

Бабульки радостно закивали – типа, да, защитник.

– Как твое ребро? – не унималась бабушка.

– Нормально, врач сказал, трещина.

– Справку для школы дал?

– Предлагал, я отказался, – честно ответил Тонкий и получил еще одну порцию одобрительных кивков. Только бабушке не понравилось:

– Зачем ты это? Такой синячище… Завтра же справку возьми, слышишь?

– Да ладно вам, Валентина Ивановна! – разулыбалась одна из бабулек. – К знаниям тянется человек…

Было жутко неловко: стоять и слушать старушечьи дифирамбы. Тем более что самую тяжелую часть работы, как ни крути, выполняли бабушки, когда держали дверь, пока Тонкий бегал трусцой до милиции.

…А Лабашов-то – не бабушкин! А сказал про бабушку – «своего препода». Оговорился или… Странная оговорка, если учесть, что именно его препода тоже обворовали на днях. А речь шла о другой краже. А Лабашов вспомнил эту… И так ловко оказался этажом выше у Майи Дмитриевны в момент кражи у Тонкого, утром, когда все студенты (и преподаватели, кстати) в университете на лекциях. И уходить собрался одновременно с ворами…

Вообще-то ерунда. Все, кроме этой оговорки. Оговорка, скорее всего, тоже ерунда, но…

– Майя Дмитриевна, а вы с Лабашовым часто дома занимаетесь? К нам бабушкины студенты совсем не приходят… – Тонкий напустил на себя самый невинный вид: ну спросил и спросил, что такого-то?

– У него хвост, Саш, – засмеялась Майя Дмитриевна и подмигнула студенту. Лабашов пристыженно уставился на свои ботинки. – С прошлого семестра еще! Он и ходил ко мне два месяца то на кафедру, то домой. Сегодня только сдал. Я же стараюсь принимать должников каждую свободную минуту. Только он – тугодум. На кафедру придет, возьмет листочек и сидит всю перемену. Сдавать уже надо, а у него чистый лист. Оставляет, бежит на лекцию – до следующей перемены. А после – ко мне вечерники приходят, а ему на работу надо, опять не состыковаться… Сам он далеко живет, за городом, платформа «Земляники». Я и приглашала его к себе несколько раз, когда у нас первой пары не было. Два утра мне голову морочил, паршивец, только на третье сдал!

Лабашов сидел красный и виноватый. Бабушка, видимо, решила его приободрить:

– Они все такие! – И посмотрела на Тонкого.

– А что я-то?

– Да ничего. Тоже любишь до ночи за уроками посидеть!

Бабульки засмеялись, а Тонкий начал соображать, как бы так вежливо и быстро уйти отсюда. А Вуколова уже сообразила:

– Валентина Ивановна, Сашка новую «бродилку» скачал…

– Идите-идите, – спохватилась бабушка. – Играйте, что вам тут со старухами…

На этом слове Тонкий с Вуколовой нырнули в подъезд. Сашка уже в подъезде сообразил, что надо было выручить и Лабашова. Потом подумал: парень взрослый, разберется сам. Если он сидит с бабульками на лавочке, значит, ему это надо.

– Про Ваню не спросил. Не хотел при всех, – объяснил ей Тонкий, давя на звонок. Ленка наверняка уже дома.

– Поняла, – кивнула Вуколова. – Потом расскажешь. Привет, Лен.

Ленка выглядела на миллион долларов: бабушкин халат, разноцветные носки и отчаяние в глазах. Судя по раскордажу в коридоре (воры оставили меньший), бабушка поручила ей прибраться, и Ленка честно попыталась. Только не смогла найти свои вещи (потому и вырядилась в подручные) и, похоже, шкаф (потому что все сваленное около шкафа в комнате зачем-то перекочевало в коридор).

– Что – «потом расскажешь», Люд? – выдала она вместо «здрасьте». – Про шутничка-то? Так бабушка его прищучила сегодня. Раскололся как миленький и слезно просил не выгонять из универа.

– Да?! – Тонкий с Вуколовой обрадовались так синхронно, что Ленка испугалась:

– А че такого-то? Вы же вроде давно его вычисляли, надо же когда-нибудь прийти к финалу.

– Йес! – Тонкий взъерошил сестренке волосы на макушке, глянул, оценив результаты своего труда, и спешно стал приглаживать их обратно. Ленка и так сегодня слишком яркая для этого мира.

– Шмотки свои найди, красотка!

– Сам такой. Между прочим, гонца, принесшего хорошую новость, принято награждать. А ты?!

– А гонцу, принесшему плохую новость, принято отрубать голову, – парировал Тонкий. – Вспомни нашу нелегкую жизнь и прикинь, сколько голов ты мне уже должна.

– А наград сколько? – не сдавалась Ленка.

Вуколова слушала-слушала, топталась-топталась, потом ей надоело:

– Я пойду. Новости узнала, по шее ты не получил. – Она разочарованно глянула на Тонкого. – Я матери обещала пораньше прийти. Уже темно, мимо бабулек проберусь как-нибудь. – И вышла, Тонкий даже не успел бросить: «Пока».

– Эх ты! – картинно вздохнула Ленка, усаживаясь на пол в кучу одежды. – Даже чаю не предложил человеку.

А что было возразить?! Тонкий покопался в куче одежды и вытащил на свет Ленкины треники. На трениках, уцепившись коготками, висел Толстый.

И тут зазвонил телефон.

Что ни говори, а регулярное общение с телефонными хулиганами не обходится без последствий. Сразу начинаешь нервно реагировать на самые обыденные вещи. На слова «коты», «канализация», да просто на телефонный звонок! Даже Толстый вздрогнул и быстро-быстро по треникам вскарабкался Сашке на плечо. Ленка сидела на полу и сочувственно смотрела на них обоих.

– Ну хочешь, я возьму?

– Сам!

Звонил не Ваня и даже не коты. Звонила Елена-историчка.

– Саша, добрый вечер. Позови бабушку, пожалуйста.

Вот как прикажете реагировать, когда тебе домой звонит учительница и просит бабушку к телефону? Тонкий повел себя неоригинально: пару секунд он лихорадочно припоминал, что такого успел натворить в школе за последние дни, и, не найдя ответа, спросил в лоб:

– Что случилось, Елена Владимировна?

– Ничего-ничего. Просто я хотела обсудить с ней кое-какие организационные вопросы.

Врет, решил Тонкий. Бабушка даже в родительском комитете не состоит и вообще далека от школьных дел. Если бы деньги собирала на что-то, всему классу бы объявила.