Он объяснил, что хотел бы сыграть шутку со своим знаменитым братом — появиться перед ним в качестве двойника, — и попросил Гектора обучить его искусству перевоплощения. Актеру идея пришлась по душе. Поверив объяснению и проникшись духом озорства, он с энтузиазмом взялся за дело: выбрал нужный парик, проследил за изготовлением специальной обуви с добавлявшими роста подкладками и самолично разработал напоминающую портупею систему ремней, с помощью которой удавалось добиться эффекта сутулости. Он также снабдил своего молодого друга лучшими книгами по гриму: «Искусство актерской игры, как накладывать грим» Лейси, «Практическое руководство по макияжу» и «Туалет и искусство косметики» Э. Дж. Кули.

За четыре с небольшим недели Мориарти освоил искусство перевоплощения и научился достигать поразительного сходства со своим почтенным братом. Но это было лишь полдела, поскольку Хаслдин смог научить его также гораздо более глубоким секретам превращения в другую личность: час за часом ученик осваивал другую жизнь, учился думать, разговаривать, жестикулировать так же, как это делал брат; проникал в его жизнь, прошлое и настоящее, заглядывал в его будущее, примерял на себя его цели и устремления.

У Мориарти вошло в привычку становиться перед зеркалом и, представляя себя старшим братом, буквально впитывать его характер, проникать в его тело. Занимаясь этим, Мориарти опередил свое время, разработав систему, схожую с той, что много лет спустя предложит театру Константин Сергеевич Станиславский в своем шедевре «Работа актера над собой».

Без всякой одежды, совершенно нагой, Мориарти стоял перед своим отражением, глядя и на него, и, его глазами, на себя. Изгнав все мысли и очистив сознание, он словно бы перетекал, капля за каплей, в характер и тело брата, и в какой-то момент вдруг замечал едва уловимую перемену, как будто и впрямь становился другим человеком у себя на глазах. Или у него на глазах?

Глядя во время этого ритуала на себя в зеркало, Мориарти в какой-то момент, момент истинной трансформации, испытывал — всего лишь на несколько секунд — глубочайший страх. В этот момент он уже не мог с полной уверенностью сказать, кто из них убийца, а кто жертва. Освоив искусство перевоплощения, Мориарти впоследствии научился принимать и другие обличья.

Подготовившись психологически, он отработал до автоматизма и физический акт трансформации, начинавшийся с надевания длинного, тесного корсета, ужимавшего туловище и делавшего его зримо более худым. Далее шло приспособление, напоминавшее сбрую — тонкий кожаный ремень с пряжкой вокруг пояса, несколько плечевых ремней, похожих на портупею, под действием которых плечи выдавались вперед. Потом Мориарти надевал носки и рубашку, натягивал темные брюки в полоску и зашнуровывал ботинки с добавлявшими роста подкладками.

Оставалось только надеть парик и, вооружившись кисточками и гримом, придать нужный цвет лицу, завершив таким образом трансформацию. Этим он занимался, сидя за туалетным столиком. Убрав волосы под туго облегающий голову парик, Мориарти начинал работать над щеками, глазами и подбородком, получая в результате то изможденное, с запавшими щеками лицо, которое хорошо знакомо всем по знаменитому описанию доктора Уотсона.[18]

Наступала последняя часть преображения, венец усилий: накладывание парика. Голова накрывалась тонким, пластичным материалом на твердой основе. Цветом и текстурой материал походил на кожу. Эффект достигался невероятно реалистичный — высокая лысина с клочками волос за ушами и на затылке. Еще несколько деталей — и он заканчивал трансформацию, одевался и вставал перед зеркалом.

Из зеркала на Мориарти смотрел Мориарти.

Профессор всегда с теплотой вспоминал старика Гектора Хаслдина, умершего, к сожалению, в своей гримерке театра «Альгамбра», по всей видимости, от сердечного приступа через четыре недели после того, как его юный друг овладел искусством преображения и добился полного сходства с братом.

Следующим шагом Мориарти должно было стать уничтожение карьеры Джеймса, его будущего и его самого.

Глядя на висящий над камином портрет герцогини Девонширской, Мориарти устремил мысли к тем далеким дням, когда он только приступил к планированию устранения Джеймса. По губам его скользнула улыбка, но совершить путешествие в прошлое помешал бесцеремонный стук дверь и донесшийся из пустого холла шум.

Преторианцы вернулись с Дэниелом Карбонардо. Пора поворачиваться к делам более насущным.

Лондон:

16–17 января 1900 года

На какое-то время о мальчишках все забыли, предоставили самим себе, и оба они, Билли Уокер и Уолли Таллин, оказались в кухне. Профессор велел им отдохнуть, согреться и подняться наверх, когда он позвонит в звоночек. Звоночки стояли на полке, каждый с соответствующим ярлычком: «Гостиная», «Столовая», «Кабинет». Комнаты Профессора никакого обозначения не имели, но он сказал, что это неважно. «Ни в какие другие звонки никто звонить не будет. Как услышите звон, так и поднимайтесь. Считайте, что это монетки звенят». Тут он улыбнулся почти добродушно, как ласковый старый дядюшка — сутулый, с большой лысиной и запавшими глубокими глазами. Как говорили его еврейские друзья, «полный мешуггенер». Жуткое дело. Несмотря на улыбку оба поежились, словно в спину подул внезапно пронизывающий, холодный ветерок.

Мальчишки дремали у плиты, нагревавшей высокий водяной котел, но моментально проснулись, как только из холла долетел звук шагов. Проснулись и тревожно переглянулись. Уолтер не успел еще и рта открыть, как Билли Уокер уже вскочил и взбежал по ступенькам к обитой зеленым войлоком двери.

— Все в порядке, — сообщил он, возвращаясь, и благодушно улыбнулся. — Вернулись. Я слышал мистера Терреманта. Вот уж кто любит поворчать.

Минут через десять в коридорчике за кухней звякнул колокольчик.

— Пойдем-ка лучше вдвоем, — сказал Уолтер. Представать перед Профессором в одиночку он не хотел. Билли кивнул, и они вместе поднялись наверх и постучали в дверь на первой площадке.

— Мои молодцы, — приветствовал их Профессор. — У меня для вас поручение. — Он достал из кармана кошелек и высыпал на ладонь несколько монет. — Отправитесь в паб на углу. Знаете его?

— «Герцог Йоркский»? — уточнил Билли Уокер.

— Он самый. Возьмете два кувшина портера. Потом спросите миссис Белчер, жену хозяина. Скажете, что пришли от мистера П. Принесете сыра, хлеба и баночку пикулей. Хлеба возьмите два батона, а сыра — большую головку. Скажете, что здесь восемь голодных ртов. Понятно? — Он протянул им деньги и кивком указал на дверь. — Я делаю это по Доброте душевной. И джин, и бренди у меня здесь есть, но я-то знаю, что вы, парни, предпочитаете лакать портер.