Четвертого августа Уинстон Черчилль взошел на борт линкора «Принц Уэльский» в Скапа-Флоу, военно-морской базе под низким грозным небом на северной оконечности Шотландии. В утреннем полумраке отметины на корпусе «Принца», появившиеся в результате недавней встречи с немецким линкором «Бисмарк» [113], были едва заметны. Среди пассажиров также были сэр Джон Дилл, начальник Имперского Генерального штаба, его флотский коллега адмирал Дадли Паунд, а также Гарри Гопкинс. В телеграмме Рузвельту, отправленной этим утром, Черчилль сообщил, что Гопкинс вернулся из России настолько физически истощенным, что ему потребовалось несколько переливаний крови, но теперь он «снова ожил». Премьер также напомнил президенту о памятной дате. «Ровно 27 лет назад гансы начали предыдущую войну, – сказал он. – На этот раз мы должны сделать все как следует. Двух войн вполне достаточно». Линкору «Принц Уэльский» приказали соблюдать радиомолчание, и, чтобы развлечься чем-то, кроме наблюдения за «могучими вздымающимися волнами», бьющимися о корпус корабля, пассажиры занялись организацией досуга. Черчилль прочитал свою первую книгу с начала войны – «Горацио Хорнблоуэр». Затем он выбрал фильм «Высокая Сьерра» для вечернего просмотра в кругу своих соратников. «Ужасная чушь, но премьеру нравится», – сказал о выборе Черчилля сэр Александр Кадоган, постоянный заместитель министра иностранных дел Великобритании.

Путешествие Рузвельта в залив Пласеншиа было похоже на детскую шалость. Третьего августа он покинул столицу в компании небольшой группы приближенных и отправился на президентском поезде на север – в Нью-Лондон, штат Коннектикут. Там президент пересел на свою яхту «Потомак» и к вечеру исчез в проливе Лонг-Айленд. На следующее утро он снова появился у мыса Кейп-Код рыбачившим в компании двух представителей королевских семей: принцессы Норвегии в изгнании Марты[114] и принца Швеции Карла[115]. Затем Рузвельт снова исчез, а на следующее утро его яхту заметили идущей по каналу Кейп-Код. Туристы на берегу выкрикивали приветствия, думая, что обращаются к президенту Соединенных Штатов, но человек, сидевший на задней палубе «Потомака» и беседовавший с друзьями, был двойником Рузвельта. К тому времени президент пересел на военный корабль, стоявший под завесой тумана у острова Мартас-Винъярд. «Даже будучи в преклонном возрасте, – писал Рузвельт своей кузине и доверенному лицу Дейзи Сакли, – я испытываю неподдельный трепет, совершая побег».

Утром 7 августа тяжелый крейсер «Огаста» подошел к заливу Пласеншиа – пустынной бухте, окаймленной невысокими холмами и тощими соснами, недалеко от рыбацкой деревни Арджентия в Ньюфаундленде – в сопровождении «Таскалусы», «Арканзаса» (линкора времен Первой мировой войны) и сторожевого корабля. Двумя днями позже «Принц Уэльский» вошел в залив с помпой, подобающей империи, владычествовавшей на море последние 300 лет. Около 10 утра корабль показался из-за тонкой пелены тумана. Он олицетворял собой представления любого школьника о том, как должен выглядеть линкор: длина – 750 футов против 600 у «Огасты», водоизмещение – 36 тысяч тонн против 9 тысяч у американского крейсера[116]. Когда его сторожевой корабль шел среди американских судов в заливе, гудели береговые сирены, раздавался свист, а молодые моряки из Техаса и Оклахомы на палубах «Огасты» и «Таскалусы» хлопали в ладоши.

Около 11:00 катер перевез Черчилля на «Огасту», на верхней палубе которой его уже ждал Рузвельт. На встрече также присутствовал сын президента Эллиот Рузвельт, незаметно поддерживавший отца за спину рукой, что позволило президенту поприветствовать премьер-министра стоя. «Наконец-то мы встретились», – сказал Рузвельт и протянул руку, как позже вспоминал Эллиот в своих мемуарах. «Да, наконец-то!» – ответил довольный Черчилль. Пока мужчины приветствовали друг друга, оркестр на «Принце Уэльском» заиграл «Звезды и полосы навсегда». Музыканты на «Огасте» ответили бравурным исполнением «Боже, храни Короля».

Последовавший за этим совместный завтрак был идеей Гопкинса. Он считал, что лидерам двух держав, встречавшимся лишь однажды, в 1919 году[117], будет более комфортно общаться в неформальной обстановке, без шумных помощников и недовольных генералов. Черчилль согласился. Рузвельт тоже, но с оговорками. «Посмотрим, не начнет ли премьер-министр с того, что потребует немедленно объявить войну нацистам», – сказал он Эллиоту за день до прибытия «Принца Уэльского». Догадка Рузвельта относительно намерений Черчилля была верной, но он ошибся, предположив, что британский премьер сразу заведет речь о вступлении США в войну. Черчилль последовал совету Гопкинса и постарался сделать беседу непринужденной. Впрочем, в разговоре были затронуты такие деликатные темы, как помощь по ленд-лизу и общественное мнение в США: августовские опросы показали, что 74 % американцев выступают за нейтралитет. Но по мере того как атмосфера за столом делалась теплее, разговор становился все более личным и задушевным. Президент США и премьер Великобритании обсудили свою переписку, свои трансатлантические телефонные переговоры, свое здоровье и тревоги.

Встреча, как и надеялся Гопкинс, закончилась тем, что Рузвельт и Черчилль стали обращаться друг к другу по имени. Однако премьер-министр проехал три тысячи миль не для того, чтобы поболтать с президентом Соединенных Штатов. В тот вечер на борту «Огасты», как позже рассказывал Эллиот, «Черчилль откинулся на спинку стула, изящно переложил сигару из одного уголка рта в другой и сгорбился, подобно быку, выставив плечи вперед. Его руки рассекали воздух… глаза вспыхнули. Он рассказывал о ходе войны, битва за битвой, [добавив], что Британия в итоге всегда побеждает. Он рассказал… как близка была его страна к поражению». Черчилль говорил о том, что Великобритания остро нуждается в американской помощи. «Вы должны воевать вместе с нами, – сказал Черчилль своим американским слушателям. – Если вы не объявите войну… [и] дождетесь, пока они нанесут [вам] первый удар после того, как мы будем повержены, их первый удар будет для вас последним».

«Отец… обычно был главным действующим лицом на любом совещании, но не в тот вечер», – отметил позже Эллиот, добавив, что «кое-кто другой удерживал внимание аудитории своими громкими, раскатистыми [фразами], не слишком яркими, но настолько своевременными и сочными, что казалось, будто предложения [Черчилля] можно взять в руку и выжимать из них сок». В итоге премьер-министр одержал победу, хотя и весьма неоднозначную. Американцы остались при мнении, что Соединенные Штаты не должны участвовать в боевых действиях, в чем они были убеждены и до встречи. Но Рузвельт и его сын были глубоко впечатлены британским премьером и тем, что они от него услышали. Красноречие Черчилля заставило всех желать, чтобы «обе стороны могли выиграть спор», – писал Эллиот.