Мероприятие на борту «Принца Уэльского», состоявшееся следующим утром, оставило в истории несколько самых знаковых изображений времен Второй мировой войны. Торжества начались незадолго до 11:00, когда американский эсминец доставил президента на британский линкор. На палубе триста моряков и морских пехотинцев стояли по стойке смирно. Зазвучали трубы, солнечный свет пробивался сквозь свинцовое небо. Переставляя парализованные ноги одну за другой, президент Соединенных Штатов прошел по палубе на костылях. Фотографы щелкали фотоаппаратами, моряки, не занятые исполнением служебных обязанностей, устремились к тяжелым орудиям, чтобы получше рассмотреть генералов и адмиралов, собравшихся на главной палубе внизу. Рузвельт и Черчилль расположились на корме, глядя на теплое утреннее солнце, рядом с помостом, украшенным звездно-полосатыми флагами и «Юнион Джеками» [118].

Моряки достали из карманов молитвенники, и над заливом разнеслись «Вперед, христианские солдаты», «Отец Вечный», «О Боже, наша помощь в минувшие века» и другие любимые гимны англоязычного мира. «Эта картина тронула бы даже самого черствого человека, – вспоминал позже Джон Мартин, помощник Черчилля. – Сотни матросов обоих флотов стали единым целым. Один суровый британский моряк отдал свой листок с гимном американцу, тот ответил тем же». Три месяца спустя почти половина молодых моряков, стоявших на палубе в то утро, погибнут. Десятого декабря, через три дня после Перл-Харбора, в результате налета японских ВВС погибло от 317 до 327 моряков линкора «Принц Уэльский» и 513 членов экипажа линейного крейсера «Рипалс» [119]. Оба судна обрели вечный покой вдали от дома – на дне Южно-Китайского моря.

В последние дни конференции у сторон возникли разногласия по ряду важных вопросов. Черчилль хотел, чтобы Рузвельт расширил зону ответственности ВМС США, приказав своему флоту обеспечивать безопасность и за пределами акватории, обозначенной 11 июля. Президент отказался. Он хотел оказать России немедленную помощь в очень больших масштабах. Черчилль возражал, поскольку опасался, что увеличение объемов помощи России приведет к ослаблению американской поддержки Британии. Когда российскую тему затронули на званом обеде на «Огасте», премьер-министр сказал:

– Конечно, русские оказались намного сильнее, чем мы смели надеяться. Но никто не знает, сколько еще они продержатся.

– Значит, вы думаете, что они не выдержат? – спросил Рузвельт.

Черчилль ответил на вопрос обрывками фраз: «Когда Москва падет… когда немцы [перейдут] через Кавказ… когда силы русских… иссякнут…» Здесь он остановился и предоставил своим собеседникам задуматься о перспективе краха России.

Черчилль и Рузвельт также расходились во мнениях по поводу того, как противостоять японской экспансии. На первый взгляд, убежденность премьер-министра в том, что нужно вести войну в Азии, казалась абсурдом – у Британии и так было достаточно проблем. Но Черчилль считал, что эта стратегия будет для Великобритании беспроигрышной. Если японцы поддадутся англо-американскому давлению, отказавшись от своих завоеваний в Китае и Индокитае[120], и остановят экспансию, Великобритания от этого только выиграет. Если они проигнорируют предупреждения и продолжат бесчинствовать в Азии, Британия также останется в выигрыше. Соединенным Штатам в этом случае придется защищать свои базы на Гавайях и Филиппинах. А если американцы будут воевать на Востоке, то, как подсказывала логика войны, вскоре они начнут боевые действия и на Западе. Однако у Рузвельта была своя беспроигрышная стратегия, и она отличалась от стратегии Черчилля: держись подальше от боевых действий, насколько это возможно, а если нет – оставайся в стороне до тех пор, пока американская армия и флот не будут полностью готовы к войне. Кроме того, общественное мнение было против военного вмешательства. А пока Эллиот поделился своими соображениями о стратегии: «Тянем время и извлекаем выгоду».

Между высшим американским и британским коман-дованием также возникло несколько серьезных разногласий. Сэр Джон Дилл и сэр Дадли Паунд часами пытались убедить своих американских коллег в том, что если Соединенные Штаты вступят в войну сейчас, победа будет добыта раньше и с меньшими человеческими потерями. Высшие чины американских вооруженных сил – начальник штаба армии США генерал Джордж Маршалл и адмирал Эрнест Кинг, главнокомандующий ВМС США, – в свою очередь убеждали Дилла и Паунда в том, что американская армия в настоящее время слишком малочисленна, плохо обучена, а из-за помощи, предоставленной Британии по ленд-лизу, еще и плохо оснащена для участия в войне. Эти стратегические разногласия вызвали замешательство и недоверие обеих сторон, а у британцев к этому примешивалась некоторая доля презрения. Одиннадцатого августа, после особенно разочаровывающей встречи со своими американскими коллегами, Иэн Джейкоб, помощник Черчилля по военным вопросам, написал в своем дневнике: «Американский флот, кажется, считает, что войну можно выиграть, просто не потерпев поражения на море». В то время как «американская армия не собирается что-либо предпринимать в течение года или двух… полностью сосредоточившись на проблеме снаряжения. Ни одно американское ведомство не проявило ни малейшего интереса к участию в войне на стороне Великобритании. Они очаровательные люди, но, похоже, мы с ними живем в разных мирах».

Джейкоб был прав насчет того, что Британия и Америка существуют в разных мирах. В 1941 году Великобритания уступила глобальное лидерство Штатам, и эта смена караула стала очевидной в ходе очередной беседы Черчилля и Рузвельта в заливе Пласеншиа. Как позже писал Гопкинс, этот разговор начал Рузвельт, заявив о своей твердой уверенности в том, что «стабильности в мире можно добиться только благодаря развитию экономически отсталых стран. Методы XVIII века больше не работают». Черчилля задело это замечание: «Кто это говорит о методах XVIII века?» Это обозначение применялось к государствам, которые вывозят материальные блага и сырье из других стран и «ничего не дают взамен». Рузвельт привел несколько примеров того, что он называл «методами XX века: повышение уровня жизни, благосостояния, образования и медицины в странах, пострадавших от войны». В тот же вечер Эллиот спросил своего отца, что он думает о Черчилле как лидере. Рузвельт хмыкнул и, как вспоминал его сын, сказал: «Он старый тори до мозга костей… [но] я смогу найти с ним общий язык. Думаю, прежде чем закончить конференцию, мы еще поговорим об Индии, Бирме, Яве… и Индонезии. Мы обсудим все африканские колонии. И Египет, и Палестину. Поговорим обо… всех [колониях]».