27.10.41, МиГ-3. Поломка: при пробеге по дорожке в конце пробега самолет скатился с дорожки и загряз, упал на нос. Аэродром Внуково. Экипаж — невредим. Причина — негодность аэродрома.

Полковник П. М. Стефановский вспоминал: «В 34 иап меня всегда восхищало мастерство летного состава… в пилотировании самолетом. Летчики уверенно сажали его ночью на узкую тридцатиметровую рулежную бетонированную полосу Внуковского аэродрома, без освещения прожекторами, без посадочных огней, с одной только самолетной фарой. А грунт по сторонам рулежной полосы был мокрым, раскисшим. Это исключало всякую возможность скатывания на обочину».

Однако на следующий день — вновь боевой вылет. А через день, 29 октября, немецкие бомбардировщики предприняли очередной массированный налет на Москву и были встречены истребителями в 25 километрах от столицы. Отец при отражении этого налета вместе с другими летчиками полка четыре раза поднимался в воздух. В паре с Шокуном они атаковали сначала Ю-88, а затем преследовали Хе-111, но оба бомбардировщика успели скрыться в облаках. В последующих вылетах Шокун и друг отца Николай Тараканчиков западнее Наро-Фоминска все-таки сбили по «хейнкелю».

Чтобы показать, насколько напряженной была летная работа в эти дни, отец рассказывал такую историю: «Надо же было так случиться, что в это время у моего друга приключился понос. Он, бедняга, вернувшись из очередного вылета, зарулит на стоянку и, пока техники-механики готовят его самолет к новому вылету, спустив штаны, сидит под крылом. А тут — ракета, и он, едва натянув эти самые штаны, снова лезет в кабину. И так целый день».

Летчик Николай Дудник тоже вспоминал о боях в небе под Москвой в 1941–1942 гг.: «При интенсивных боевых вылетах летчики начинали страдать поносами, а некоторые просто симулировали расстройство желудка ». Из авиационной литературы известно, что наряду с другими физиологическими последствиями непрерывных воздушных боев и связанных с ними перегрузок — потерей аппетита, бессонницей и многими другими — у летчиков может появиться понос. То есть в этом случае он имеет летно-боевые причины и является свидетельством летной доблести и честного выполнения воинского долга. Поэтому друг отца мог бы гордиться своим поносом, как старый воин шрамами от боевых ран.

В октябре, в разделе летной книжки «7. Сведения о награждениях» появляется отметка о первой боевой награде:

За 100 боевых вылетов на истребление немецких стервятников не имеющий летных происшествий — 5000 рублей.

Денежные награды и выдача водки за боевые вылеты

Выплаты за 100 боевых вылетов, а также «за достигнутые успехи по уничтожению самолетов противника » производились впоследствии неоднократно в соответствии с приказами командира полка. Полагаю, что эти выплаты были установлены приказом Наркомата обороны СССР от 19 августа 1941 г. «О порядке награждения летного состава ВВС Красной Армии за хорошую боевую работу и мерах по борьбе со скрытым дезертирством среди отдельных летчиков».

Этим приказом была предусмотрена также денежная награда летчику-истребителю за каждый сбитый самолет противника в воздушном бою — 1000 рублей. Кроме того, летчик-истребитель за каждые 3 сбитых самолета противника представлялся к правительственной награде, а за 10 — к званию Героя Советского Союза. Вместе с тем летчиков, совершивших посадки с убранными шасси или допустивших другие действия, выводящие материальную часть из строя без уважительных причин, было приказано рассматривать как дезертиров и предавать суду военного трибунала. Поэтому все такие случаи подлежали тщательному расследованию.

Последующим приказом Наркомата обороны от 17 июня 1942 г. «О действиях истребителей по уничтожению бомбардировщиков противника» было установлено: «Считать основной задачей наших истребителей при встрече с воздушным противником уничтожение в первую очередь его бомбардировщиков», и с целью поощрения летчиков-истребителей денежная награда за сбитый бомбардировщик повышалась до 2000 руб., а за 5 — летчики подлежали представлению к званию Героя Советского Союза.

Отец рассказывал: «Начфин полка вызовет в финотдел и дает две ведомости: одна на получение денег за сбитые самолеты, другая — на перечисление их в Фонд обороны:

— Распишись в обеих.

— Хотя бы на поллитра деньги оставил!

— Иди, иди — вечером получишь свои 100 граммов».

Если не ошибаюсь, отец говорил, что в то время «из-под полы» пол-литра водки стоили как раз половину денег, причитавшихся летчику за сбитый самолет — 500 руб., да еще и не достать.

А приказом Наркомата обороны от 25 августа 1941 г. «О выдаче военнослужащим передовой линии действующей армии водки по 100 граммов в день» было предусмотрено, что «Летному составу ВВС Красной Армии, выполняющему боевые задания… водку отпускать наравне с частями передовой линии». Поэтому летчикам полагались сто граммов водки каждый день после боевых вылетов — вечером. По словам отца, они как-то заметили, что один из них после ужина навеселе явно не на сто грамм, а значительно больше, и зажали его по-свойски:

— Признавайся, где берешь?

— Ребята, все равно всем не достанется!

— Ты говори, а мы разберемся.

И он рассказал, что старается первым прийти на ужин. Как обычно, официантка сразу подходит с трехлитровым чайником водки, наливает ему сто грамм в стакан и идет на раздачу за ужином. Наш герой выпивает и сразу же наливает в стакан воду из графина. А тут и официантка с закуской — гуляш несет. Он ей:

— Ну что такое сто грамм для летчика? Я сегодня пить не буду, а завтра ты мне двести нальешь.

Официантка без слов выливает содержимое стакана в чайник. Поклевав гуляш, ловкач опять зовет официантку:

— Знаешь, завтра меня могут сбить — водка пропадет! Давай все-таки я сегодня выпью.

И получает еще сто грамм.

— Если мы все так будем делать, то половина полка будет пить одну воду!

Посему летчики решили, что такое серьезное дело, как раздача водки, официанткам доверять нельзя, и выбрали разливалу из своих рядов — отца. Он гордился этим не меньше, чем наградами.

Наркомат обороны СССР также был озабочен совершенствованием установленного в августе 1941 г. порядка хранения и выдачи водки войскам действующей армии. Однако, в отличие от летчиков 34-го иап, которые эффективно решили эти вопросы раз и навсегда, Наркомат вынужден был неоднократно возвращаться к ним, дополнительно принимая соответствующие приказы в мае, июне и ноябре 1942 г., а также в мае 1943 года.

* * *

В начале ноября напряженная боевая работа продолжилась. 4 ноября в районе Инютино восемь истребителей — отец, Александров, Потапов, Еремин, Байков, Платов, Шокун и Коробов, — сопровождая штурмовики, вступили в бой с восемью звеньями Ме-109, рассеяли и отогнали их. В этой кутерьме с четырехкратно превосходящим по численности противником произошел эпизод, описанный в Журнале боевых действий: «Коробов пристроился к звену Ме-109 (приняв за своих). Распознав противника, расстрелял один Ме-109 в упор. Самолет упал ». После этого Коробов поспешил уйти в облака, долго шел в них и, потеряв ориентировку, приземлился в Рязани. Шокун был подбит огнем зенитной артиллерии и совершил вынужденную посадку.