--Что такое?--спросил он, хотя, наверняка,догадался, отчего у меня дыханье перехватило.

Я взяла себя в руки, но почувствовала, как вгруди растекся жар.

--Очень крепкое,--пояснила я.

--Что же ты за человек? Не пьешь крепкого вина?

Я взглянула на него удивленно. Он продолжил:

--Тебя смутило мое предложение выпить набрудершафт? Настоящая наместница! Хоть что-то человеческое в тебе осталось?

Тон его совсем перестал быть светским. Он сталжестким и даже каким-то обличающим. Я смотрела на него и молча слушала,понимая, что все это неспроста. К чему-то он клонит. Или он пьян?

--Среди наместников очень мало людей. Я бы дажесказал: раз, два и обчелся. Ты вот только, да Аттила. Но Аттила - это Аттила. Аты кто?

Я продолжала хранить настороженное молчания,догадываясь, что ответа от меня не ждут, но к досаде своей начала ощущатьхарактерную для захмеления слабость в конечностях.

--Кто ты такая?--продолжал он вопрошать.--Зачемявилась сюда? Кто тебя звал? Девчонка-выскочка, случайно попавшая в наместницы!Кем ты себя возомнила?

--Ну, вот, что!--не выдержала я и отступиланемного, потому что он стоял уж слишком близко. -Я чрезвычайна польщена вашимизнаниями моей биографии, но...

--Мы ведь на "ты", незабыла?--заметил он, прервав меня.

--Да черт с ним! Что ты себе позволяешь в такомслучае? Я что должна тут оправдываться за события тринадцатилетней давности?

--Десятилетней давности, если уж быть точным.

--Десятилетней? Десять лет назад я сталанаместницей Медных Гор. Что за странное внимание к моей персоне?

--Для меня важно именно это событие...

Смысл нашего разговора куда-то уплывал от меня,и все происходящее перестало быть реальным. С непривычки я очень опьянела схоть и одного единственного, но все же вовсе не маленького бокала. На менянахлынула вдруг необычайная смелость и желание выяснить сразу все: где Ю-Ю иИверлин, почему погибли мои гвардейцы и как мне отсюда выбраться. Как мневыбраться? В трезвом сознании этот вопрос у меня не возникал. Или возникал? Яоглянулась по сторонам в поисках стула или чего-нибудь еще, на что можно былоприсесть. Обнаружив совсем неподалеку у стены что-то вроде сундука, я тут жешагнула к нему и уселась.

--О чем мы говорили?

Прон, видимо, все это время наблюдал за моиминеуклюжими телодвижениями и догадался, о моем состоянии. Я услышала, как онусмехнулся, но возмутиться не было сил. К тому же я забыла, о чем мы с нимговорили, и поняла, что очень сильно хочу спать. Ведь уже.. сколько суток, какя не спала? Привалившись к стене, я из последних сил пыталась не закрыть глаза.Где-то в отдалении звучал голос Прона:

--Да. Я вижу, что ты только человек. Слабыйчеловечек. С тобой не будет хлопот. А Гавр, я думаю, скоро явится...

Я отлично выспалась, несмотря на то, что мневсю ночь казалось, что кто-то наблюдает за мной. Открыла глаза, потянулась намягкой белоснежной постели и ... Что это я делаю на этой постели?!! А где мояодежда? И что это на мне?

Я вскочила, сев на край кровати и осмотрелась.Это была спальня. Окна были зашторены тяжелым бархатом, им же прикрыта и дверь.Сквозь небольшую щель в шторах проглядывал дневной свет, благодаря которому, яхоть что-то могла разглядеть. Основную часть спальни. занимала гигантскаякровать с пологом, на которой, словно слоеный пирог размещался, наверное, целыйдесяток перин, воздушное, словно взбитые сливки одеяло и подушки все вкружевах. И на мне самой с головы до пят были сплошь кружева и что-то наголове. Чепец? И на нем кружавчики! Неслыханно!!! Я что вам кукла, что б меняпереодевать и спать укладывать?!!

Спустившись с кровати, первым делом я подбежалак двери. Она была заперта. Неужели они надеются меня удержать деревяннойдверью? Забыли, что у меня есть сила? Гнев так и распирал меня. Я готова былауже разнести дверь в щепки, но... Одно обстоятельство меня останавливало.Дурацкие женские предрассудки. Ну, разобью я сейчас дверь? Ну, покажу им своюмощь? И появлюсь при всем честном народе в этой жуткой ночной рубахе и чепце скружевами? Ну и зрелище будет уморительное. Я снова приблизилась к двери иподергала ручку. Нет. Она не поддавалась.

--Троя! Ты здесь?--позвала я, приблизив губы кзамочной скважине, а потом посмотрела в нее, но ничего не увидела, крометемноты.

Послышался какой-то звук, но не из-за двери, аиз-под кровати. Но это была не Троя. Я обернулась:

--Ты-то как здесь?

Бес осторожно выглянул из-под свесившегосяполога и не сразу решился вылезти. Он сопел и бормотал что-то по своемуобыкновению. Выбравшись, он первым делом стал поправлять свою парчовую чалму иотряхивать одежду.

--Бес! Потом оправишься. Расскажи лучше, что тызнаешь о том, что здесь происходит.

Он выглядел обиженным.

--Вот вы, госпожа, своей собачке велели следитьза мной. Чтоб я не совал никуда свой нос. А она вот и не уследила. А если быуследила, меня тут не было бы.

--Короче! Знаешь что-нибудь?

--Нет вы скажите, я что, не молодец?--надул они без того не в меру надутые свои губы.

--Посмотрим еще, молодец или нет. Я еще поканичего не слышала. Где Троя?

--Ее поймали в большую сеть и унесли куда-то,куда - не знаю.

--Что?! Ты не врешь?

--А зачем мне врать? Была бы выгода какая...

--А ты?

--А я, не послушался вас, а если бы послушался,но меня бы тоже уволокли куда-нибудь. А я спрятался за колоннами.

--Здесь ты как оказался?

--Увидел, как вас выносил из кабинета этоттемнокожий...

--Ильсар?

--Да, наверное. Обернулся я мышкой и прошмыгнулсюда. Так испугался, что и просидел под кроватью мышью до самого утра.

--Мышкой говоришь? Как же он не заметил этакогогигантского грызуна?

--Так темно же...

Мне захотелось также спросить, кто это меняпереодевал, но я передумала. В конце концов, это было не столь и важно, хотя иочень не приятно: знать, что находилась в бессознательном состоянии и непомнить, как тебя раздели. Хорошо хоть одели потом... Важнее было другое: Пронзатеял какую-то нечестную игру, раз выдворил мою собаку и меня запер. Но онзабыл про моего ручного гнома. Ну, что ж... Молодец, Бес. Только вслух я этогоне произнесла, а задала вопрос:

--Что же делать?

--Как что? Бежать отсюда!