— Но, черт возьми, эксперимент поставлен именно для него! Я измеряю пики ядерного резонанса, когда мы опрокидываем спины атомных ядер. Эти импульсы…

— Это не резонансы. Во всяком случае, насколько я понимаю. Вернее, это не просто пики резонансов… Одну минутку!

Гордон внимательно всматривался в кривые, записанные в прямоугольных координатах. Левой рукой он рассеянно крутил пуговицы своей голубой, изрядно помятой рубашки.

— Я не думаю, что здесь проявляется какой-то эффект, зависящий от частоты.

— Но ведь именно это мы и регистрируем — интенсивность получаемых сигналов в зависимости от частоты, при которой эти сигналы появляются.

— Да, но такие измерения предполагают ровный, устойчивый режим процесса.

— Это так.

— Кто сказал? Предположим, что шумы возникают всплесками.

— А почему они должны быть такими?

— Черт побери! — Гордон стукнул кулаком по столу так, что сломанный карандаш отлетел куда-то в сторону. — Попробуйте составить об этом свое мнение. Почему каждый студент требует, чтобы ему все разжевали и в рот положили?

— Ну хорошо. — Купер слегка прищурился.

Гордон видел, что парень слишком устал, чтобы думать о чем-либо серьезно. Вообще он сам здорово утомился. Они долбили эту кошмарную проблему в течение многих дней, недосыпали, питались в грязных забегаловках. Черт, он даже не выходил на берег, чтобы пробежаться трусцой. И почти не видел в эти дни Пенни. Она сказала что-то резкое и обидное ему вчера вечером перед сном, но его усталый мозг не отреагировал. Гордон вспомнил об этом только утром. Придется по возвращении домой налаживать отношения. Если он вообще вернется домой, потому что, будь он проклят, если сдастся, ему не разгадать эту загадку.

— А что, если попробовать иначе? — прервал Купер размышления Гордона. — Предположим, мы наблюдаем входной сигнал, зависящий от времени, то есть изменяющийся, как вы сказали, уже несколько дней. Может быть, как раз входной сигнал и поступал, а мы искали источник шумов. Перо самописца движется с постоянной скоростью по бумаге, так?

Гордон кивнул.

— Значит, — продолжал Купер, — эти сигналы располагаются через сантиметр друг от друга, а потом оказывается, что два пика расположены на расстоянии в полсантиметра друг от друга. Потом снова интервал в один сантиметр, а затем три интервала по полсантиметра, ну и так далее.

Гордон вдруг понял, куда он клонит, но решил дать Куперу закончить свою мысль.

— Поэтому эти сигналы поступают к нам с изменением интервалов по времени, а не по частоте.

Гордон кивнул. Теперь, когда он смотрел на пики и провалы, регистрируемые самописцем, это казалось совершенно очевидным.

— Какие-то сигналы поступают всплесками по всему спектру частот, который мы изучаем. — Он сжал губы. — Сначала с длинными интервалами между ними, потом — с короткими.

— Правильно, — с энтузиазмом поддержал Купер. — Именно так.

— Длинные интервалы, короткие интервалы… Длинные, короткие, длинные, короткие… Это похоже…

— ..на какой-то чертов код, — закончил его мысль Купер. Он вытер рот тыльной стороной ладони и опять уставился на записи.

— Вы знаете азбуку Морзе? — тихо спросил Гордон. — Я не знаю.

— Ну, пожалуй. Я изучал ее еще мальчишкой.

— Давайте разложим эти листы в том порядке, в каком я регистрировал данные. — Гордон вскочил, в нем снова бурлила энергия. Он подобрал с пола сломанный карандаш, вставил его в точилку и повернул ручку. Точилка издала скрипучий, режущий звук.

Когда Исаак Лакин входил в лабораторию ядерных резонансов, даже случайный посетитель сразу понимал, что эта лаборатория принадлежит ему. Конечно, почти все оборудование оплачивал Национальный научный фонд, за исключением полученной от ведомства военно-морского флота электронной аппаратуры, относящейся к излишкам военного имущества. Огромный плоскостной магнит принадлежал Калифорнийскому университету по решению спонсора. Однако, если рассматривать этот вопрос практически, следовало признать, что хозяином лаборатории являлся все-таки Исаак Лакин. Десять лет плодотворной работы в Массачусетском технологическом институте создали ему солидную репутацию, в его исследованиях время от времени прорывались искорки настоящего вдохновения. Оттуда он перешел в фирму “Дженерал Электрик”, а затем в “Белл Лабораториз”, причем с каждым новым местом работы он поднимался на следующую ступеньку. Когда Калифорнийский университет начал создавать новый учебно-научный комплекс на базе Института океанологии Скриппса, одной из первых его “находок” стал Лакин. У него оставались большие связи в Вашингтоне, благодаря которым он достал приличную сумму денег на приобретение оборудования и помещения для лаборатории, и кое-что даже осталось для создания вакансий младшим научным сотрудникам. Одну из этих вакансий и занял Гордон, однако сразу же отношения между Лакином и Гордоном не сложились. Когда Лакин приходил в лабораторию Гордона, он всегда замечал какой-нибудь беспорядок: моток провода, о который он чуть не споткнулся, или плохо закрытый дьюар — в общем, ему на глаза обязательно попадалось что-нибудь, отчего у него портилось настроение.

Лакин кивнул Куперу, пробормотал что-то в ответ на приветствие Гордона и принялся рыскать глазами по лаборатории. Гордон быстро перечислил ему все меры, предпринятые для ликвидации шумов. Лакин кивал, затем слабо улыбнулся, когда Купер подробно поведал о неделях, которые ушли на поиски источника шумов. Пока Купер рассказывал, Лакин обходил лабораторию, дотрагиваясь до кнопок, осматривая схему.

— Эти концы перепутаны, — заявил он, держа в руках проводники с пружинными зажимами.

— А мы этим устройством все равно не пользуемся, — мягко заметил Гордон.

Лакин внимательно рассмотрел схему, выполненную Купером, порекомендовал, как собрать ее получше, и пошел дальше. Купер сопровождал его по всей лаборатории. Для Купера описание эксперимента походило на инструкцию по сборке-разборке ружья в полевых условиях — каждая деталь должна занимать свое место, и каждая деталь необходима. Он, конечно же, хороший и исполнительный работник, однако Гордон видел, что ему не хватает самого главного — умения уловить суть и рассказывать только о ней. Но, в конечном счете, именно поэтому Купер — студент, а Лакин — профессор.

Лакин повернул ручку переключателя, посмотрел на кривые, танцующие на дисплее осциллоскопа, и сказал:

— У вас что-то неладное с настройкой.

В течение нескольких минут Купер выяснил причину неполадки и устранил неисправность. Лакин одобрительно кивнул. Гордон почувствовал, как у него перехватило дыхание, будто проверяли не Купера, а его.

— Ну что ж, хорошо, — сказал наконец Лакин. — Каковы же результаты?

Теперь настала очередь Гордона. Он принялся излагать свои идеи, сопровождая их пояснениями на доске и демонстрацией данных дисплеев. Он одобрил предположение Купера о том, что шум представлял собой закодированное послание. Затем взял листы с записями самописца и показал их Лакину, обратив его внимание на то, что расстояние между сигналами всегда оставалось равным сантиметру или же половине. Лакин внимательно рассматривал отрывистые линии с возникающими время от времени пиками, которые напоминали городские небоскребы, возвышающиеся над окутанными туманом зданиями.