Можно спросить: а разве война с обеих сторон мотивирована одинаково? Разумеется, нет. Конечно, сущность русской и украинской идентичности различна. Русская идентичность никогда не была основана на этническом понимании нации. Она в значительной мере религиозна и идеократична. Идентичность украинская – исторически ситуативна. Это явление вызвано к жизни политическими обстоятельствами ХХ века и потому имеет один идейный фундамент: русофобию и отталкивание от «русской Европы», «русского проекта», то есть русского православного сегмента европейского мира. Но в течение многих веков Украина была частью этого мира. Отделившись от этой материнской сущности, Украина обречена оставаться «осколком», частью без целого, государством-Големом.

Вот почему происходящее несимметрично: с украинской стороны это война в том числе и за узко-этническое понимание нации, с русской – за культурно-историческое, основанное на нравственных и религиозных ценностях. Правда, на информационном фронте этой войны проявляют активность все украинские церкви. Но если мы внимательно посмотрим, то обнаружим, что украинские церкви, несмотря на предписанный им христианской традицией уранополитизм, заражены сегодня националистической идеологией, а многие члены этих церквей ничуть не уступают своим светским единомышленникам по части нацистских взглядов. Иными словами, на Украине происходит сужение религиозной темы до этнической. В России – напротив, расширение этнической темы до религиозной и социокультурной. Это одна из причин (хотя и не единственная) пресловутого «конфликта менталитетов». А конфликт менталитетов означает конфликт идеологий. Даже в нашу совсем не идеологичную, а информационную эпоху.

Война украинцев с русскими (пока что в лице Новороссии), конечно, имеет мощное идеологическое измерение. Жители Новороссии не принимают власть олигархии и среднего класса над народом, не хотят выполнять роль экономических агнцев, отданных на заклание МВФ. Но они не принимают также и насильственную украинизацию русских, к которой сводится политика Киева на протяжении 23 лет. Просто сегодня мы вошли в «горячую» фазу украинизации.

И тут возникает другой вопрос: а как связано одно с другим? Конфликт идеологий – это всё-таки конфликт экономических интересов или национальных чувств? Ведь между одним и другим фактором, на первый взгляд, огромная дистанция. На самом деле эта дистанция исчезающе мала, связь здесь самая прямая, и она не предполагает никакой мистики.

Связь национально-расового и социально-экономического факторов в нацизме лишь на первый взгляд может показаться случайной или необъяснимой. В действительности для мировой истории она скорее правило. Ведь угнетённые в процессе колонизации народы угнетались именно экономически. А вот право на такое угнетение всегда обосновывалось национальной, культурной или цивилизационной неполноценностью народа-жертвы и некой «исключительностью» государства-агрессора. Более того, угнетение нередко подавалось как своего рода «плата» за услуги высокоразвитой нации, якобы согласившейся «цивилизовать дикарей». Во времена Редъярда Киплинга это было принято считать «бременем белого человека». А сегодня украинские либералы, толкуя о подписании Украиной Соглашения об ассоциации с ЕС, говорят о «плате за экономический мастер-класс», имея в виду неизбежные катаклизмы: рост тарифов, остановку индустрии, девальвацию национальной валюты, скупку национальных активов иностранными компаниями и, наконец, долговую яму Международного Валютного Фонда, из которой придётся выбираться будущим поколениям.

Словом, связь между экономикой и темой «культурного превосходства» на сегодняшней Украине видна как на ладони.

Как объяснить тот факт, что дежурных фраз о «территориальной целостности страны» киевским властям недостаточно, и их агитпроп настоятельно требует культур-расистских мотивов? Конечно, можно сказать, что эти мотивы призваны просто эмоционально усилить шаткую аргументацию. В самом деле, ведь любой европейский юрист – скажем, выпускник Сорбонны, – если будет говорить непублично, объяснит нам, что право народа на самоопределение в совокупности с «историческим правом» – в данном случае оно связано с насильственным присоединением в советский период Донецкой и Луганской областей к Украине – приоритетно. Порвав с авторитарным советским проектом и выйдя из состава СССР, по всем законам логики Украина должна была признать и незаконность «территориальных» советских решений – так вот, это двойное правовое основание юридически более весомо, нежели просто территориальная целостность.

То есть Киеву не хватает «законных» оснований для удержания Юго-Востока? Да, разумеется. Но не только в этом дело. Недостаток аргументов – не единственная причина использования нацистского дискурса. И даже бандеровские традиции Украины – важный, но не решающий фактор, связывающий экономику и идеологию.

На самом деле такого рода связь не ситуативна, а глубинна. Она вытекает из самих законов развития либерального капитализма. Вообще-то этот тезис давно стал общим местом для многих авторов левого направления, как в Западной Европе и США, так и в России. Просто академический официоз предпочитает лишний раз не вспоминать о таком досадном для него обстоятельстве.

В частности, известный экономист и историк Иммануил Валлерстайн в своих работах всегда подчёркивал, что «существует корреляция между “классовым” и “этническим” ранжированием, с одной стороны, и наличием различных “классовых” и “этнических” групп определённых политических прав – с другой. Низшие группы… формируют “классово-этническую низшую страту”». И далее: «Осевое разделение труда между ядром и периферией (мировой экономики – А.Щ.) имеет как классовое, так и этническое измерение, причём на мировом уровне, в отличие от национального, они меняются местами: очевидна прежде всего этническая иерархия. Отсталость Третьего мира часто объясняют в терминах культуры и образования…» [И. Валлерстайн, Исторический капитализм. Капиталистическая цивилизация. М., 2008.].

Характерно, что фазы процессов, протекающих в мировой экономике, влияют и на корректировку «расовых» границ. В терминах Валлерстайна это «постоянная редефиниция этнических групп в капиталистической миросистеме в соответствии с потребностями последней. В результате вчерашние «средиземноморцы» становятся сегодняшними европейцами, японцы (вчерашние лидеры «желтой орды») – «почётными белыми», и кто знает – быть может, сегодняшние шведы когда-нибудь опять станут «бледнолицыми варварами». Иными словами, этническая и расовая принадлежность в капиталистической миросистеме постоянно меняет свои статусные определения. В период спада и сжатия мировой экономики целые народы выталкиваются из неё как этнически неполноценные; в периоды роста и расширения (экспансии) часть их впускают назад.

Именно этот процесс – институциональное закрепление авторитарной экономической модели в форме идеи расово-этнического превосходства – мы и наблюдаем на Украине. Нелишним будет напомнить, что и правители Третьего рейха оформляли своё завоевание «жизненного пространства» как право повелевать «унтерменшами» – «расово неполноценными народами». Украина идёт именно этим путём. Нет ничего экзотического и неожиданного в перерождении украинской политики – перерождении, которое, напомним, началось не вчера, а два десятилетия назад. За ним последует культурная инкапсуляция и деградация украинского общества. От этого факта нельзя отгораживаться, как это делает либеральная и патриотическая интеллигенция в России и либерально-патриотическая – на Украине. Но ему не следует и удивляться. Здесь нужен спокойный и холодный анализ.