Она кивнула и изумленно посмотрела на меня.

Я ободряюще улыбнулся и представился полным именем, после чего сразу перешел к делу:

— Я хочу заверить вас, что Ян-малыш в надежных руках.

— В надежных? — Казалось, она не вполне понимает, о чем речь.

— Да, но нам всем очень бы помогло, если бы вы рассказали, что все-таки произошло.

— Произошло? — Она по-прежнему была в шоке.

— Я имею в виду…

Йенс Лангеланд сделал шаг вперед и встал рядом с ней:

— Моя клиентка вовсе не должна рассказывать вам о чем бы то ни было.

— Нет, я расскажу! — вдруг с жаром отозвалась она. — Я должна…

Лангеланд вздохнул, на лице его читалось: «Я умываю руки». Она отложила нож и села на стул. Я остался стоять напротив кухонного окна, в котором виднелось мое отражение.

Лангеланд отвернулся и демонстративно принялся собирать нарезанные овощи в миску, а потом снял со сковородки крышку. Запах горохового рагу напомнил мне, что я ужасно голоден.

— Ян-малыш несколько дней был совершенно невыносим. Он отказывался идти гулять, а мне непременно нужно было съездить по делам, так что Свейн…

Она замолчала, и из ее глаз покатились слезы.

— Не надо, Вибекке! — вмешался Лангеланд. — У него нет никакого права тебя допрашивать. Я твой адвокат, дай мне…

— Вы сами знаете, что это единственный возможный выход, Лангеланд, — сказал я. — Нет никакой уверенности, что они проявят такое же понимание. Я знаю, — добавил я, повернувшись опять к Вибекке, — как тяжело вам об этом сейчас говорить.

— Да, — кивнула она, — ужасно… представить, что этот малыш…

Лангеланд снова сделал ей знак, чтобы она прекратила рассказ. Я молчал. Через минуту она продолжила:

— Свейн остался с ним дома до моего возвращения. Я всегда старалась поскорее вернуться, но тогда… я думала, что раз уж они оба дома… Когда я пришла, то позвонила в дверь. Однако мне не открыли, так что я отперла дверь своим ключом, и вот… — Она подняла голову и смотрела прямо перед собой невидящим взглядом. — Первым я увидела Яна-малыша. Он стоял в коридоре прямо перед… — Она перевела дыхание и продолжила: — …перед лестницей в подвал. Я ничего не могла понять: у него был такой странный вид. Он просто стоял и смотрел на меня, как будто не узнавал. Совершенно без всякого выражения, я бы сказала. И тогда я спросила: «Ян-малыш, что случилось? Где папа?» — подошла к нему и тут увидела, что дверь в подвал открыта. Я догадалась: что-то произошло, спустилась на несколько ступенек… и тут заметила его. Он лежал на последней ступеньке, скрюченный, а затылок… — Она непроизвольно дотронулась до своего затылка, а потом договорила из последних сил: — Он… Я тотчас поняла… по тому, как он лежал… Он был мертв. Я бросилась вниз, попробовала его поднять, перевернула, но уже поняла: он умер. Умер, умер, умер…

Она разрыдалась, и я решил не мешать ей выплакаться. Йенс Лангеланд негодующе посмотрел на меня, склонился над ней и обнял. Она повернулась к нему и уткнулась лицом в его плечо, продолжая плакать. Он успокаивающе похлопывал ее по спине:

— Ну-ну, Вибекке… ну-ну…

Что я мог сделать? Только подойти к плите и заглянуть в сковородку, чтобы убедиться, что еда не пригорела. Там все было в порядке.

Когда я снова повернулся к Лангеланду и Вибекке Скарнес, она уже сидела за столом, подперев голову руками и уставившись в столешницу пустым взглядом.

— Думаю, что вы можете идти, Веум, — сказал Лангеланд.

Я кивнул:

— Наверное, нам стоит поговорить в другой раз.

Она молча наклонила голову, соглашаясь.

Лангеланд проводил меня до выхода. У двери я тихо спросил его:

— А… полиция?

— Я сам с ними свяжусь, Веум. Вам незачем об этом беспокоиться. Я просто хочу дать ей время прийти в себя. Вы же видите, в каком она состоянии.

— И не без причины, я боюсь. — Он вопрошающе уставился на меня. — Когда мы увозили Яна-малыша вчера… Прямо перед тем как сесть в автомобиль… Единственная фраза, которую он сказал за весь день… «Это мама сделала».

Он оглянулся, как будто хотел проверить, не подслушивает ли нас Вибекке, а потом переспросил, понизив голос:

— Что?

— И он не мог иметь в виду свою другую маму, ведь так?

— Не знаю. Так же как и не могу быть уверенным в том, что это Вибекке…

— Может, вернемся и спросим?

— Нет. Не теперь. Если она что-нибудь скажет, я вам позвоню. Обещаю.

— Положа руку на адвокатское сердце?

— Да.

Я помедлил секунду, а потом сказал:

— Есть еще одна вещь, на которую я обратил внимание. Наверняка вы тоже.

— О чем вы?

— Она не спросила, как там Ян-малыш. Ни разу.

Он молча кивнул и задумался. Затем пожал плечами, подошел к двери, открыл и выпустил меня на улицу. Оказавшись в саду, я глубоко вздохнул и стал думать, что мне теперь делать. Но прежде всего нужно было перекусить.

Из телефонной будки в Скансемюрен я позвонил Сесилии. Но ее дома не было. Тогда я позвонил в Хаукендален и услышал голос Ханса Ховика. Она была там. Поговорить с Яном-малышом ей все еще не удалось.

— Может, приедешь и сам попробуешь с ним поболтать, Варг? — спросил Ханс и добавил фразу, которая определила мое решение: — У нас тут, между прочим, от ужина кое-что осталось.

Окна Хаукендаленского детского центра уютно светились. Я вышел из машины и двинулся к подъезду. Снова начал падать снег, теперь хлопья были покрупнее. Эдакое лживое обещание, которое зима рассыпала перед местными любителями лыжных прогулок. Но настоящего холода так и не было, так что снег мог в любой момент превратиться в дождь.

Ханс Ховик встретил меня в вестибюле. Он выглядел встревоженным.

— Никаких изменений, Варг. Думаю, нам не обойтись без врачей.

Я кивнул.

— А Сесилия все еще здесь?

— Она там, — он показал на дверь в столовую.

Мимо нас прошли несколько подростков со своим воспитателем. Они с любопытством взглянули на меня и скрылись в гостиной. А я в сопровождении Ханса отправился в столовую.

Там сиял яркий свет. Сесилия и Ян-малыш сидели за тем же столом, что и вчера вечером. Перед ними стояли тарелки с едой: вареная картошка, овощное рагу, цветная капуста, запеченная свинина с соусом. Рядом — кувшин с водой.

Сесилия ела. Ян-малыш сидел без движения на стуле, скрестив руки.

Я подошел к ним.

— Привет, Ян-малыш. Как дела?

Что-то мелькнуло в его глазах. Он слегка повел головой и, не оборачиваясь, посмотрел в моем направлении. Веки его задрожали, как будто он передавал зашифрованное послание: «Помогите! Я в плену! Освободите меня!..»