Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На кровати лежал Джайлс де Монсоррель, изо рта которого продолжала сочиться кровь. Он протягивал дрожащие руки к висевшему над постелью мечу, но никак не мог до него дотянуться. Заметив лежащую на полу задыхающуюся Линнет и склонившегося над ней мужчину, Джослин перепрыгнул через кровать Джайлса и схватил де Бомона за сальные волосы. Он оттолкнул рыцаря и повалил его на пол, прижав к его горлу острый конец меча.
— Что вы здесь затеяли?
Линнет, жадно заглатывая воздух, обхватила руками шею. Сейчас ее дыхание ничуть не отличалось от дыхания ее лужа.
Красный от перенапряжения, Убер оторвал взгляд от стального меча и посмотрел на Джослина.
— Это наше личное дело, — проворчал он. — Не вмешивайтесь, пожалуйста!
Джослину до смерти надоело то, что все ему постоянно говорят, чтобы он не лез не в свое дело.
— Вы хотите сказать, ваше личное убийство? — спросил он, прижимая де Бомона своим мечом. — Не двигайтесь.
— Нет. Отпустите его, — проговорила Линнет. Ее платье задралось до колен, и она нервно поправляла его.
Не веря своим ушам, Джослин уставился на нее. Противник, улучив момент, перевернулся на бок, подскочил к постели Джайлса и выскочил из спальни. Ругая себя, Джослин погнался за ним.
— Пожалуйста, не надо. Пусть бежит! — попросила Линнет.
— Но он же хотел вас убить, миледи! — растерянно произнес Джослин, но, тем не менее, засунул меч обратно в ножны и помог ей встать.
— Спасибо вам за вашу заботу, но он был прав — это наше личное дело.
Джослин от удивления поднял брови. На ее белой коже проступили красные отпечатки пальцев де Бомона, а вокруг шеи виднелась розовая полоса, оставшаяся после того, как де Бомон сорвал с нее кожаный шнурок, оборванный конец которого она сжимала в руке. Джослин предположил, что ключ от сундука Монсорреля она хранила на груди, спрятав его под одеждой.
— Я так не думаю, — сказал он.
Избегая его сверлящего взгляда, она прошла мимо него и стала на колени перед кроватью мужа, взяв его руку. Он продолжал судорожно хватать воздух. На мгновение Джайлс замер, тяжело выдохнул и остался лежать неподвижно. Его тело расслабилось, глубоко погрузившись в матрас, весь пропитанный кровью.
Линнет склонилась над ним. Черное небо, прослезившись, роняло тяжелые капли дождя, стучавшего по ставням. Она не плакала. Она стала свободной и независимой, но теперь ее мучило чувство вины.
Де Гейл тихо подошел к ней. Наклонившись, он осторожно закрыл уставившиеся в никуда глаза Джайлса и что-то пробормотал насчет церковного обряда и насчет того, чтобы служанка привела священника, сидевшего в гостиной за ужином.
— Вы знаете латынь? — спросила она, пытаясь хоть как-нибудь отвлечься.
— Меня научили не только тому, что и как можно продать, — ответил он, но ей показалось, что ему не хочется говорить о своем образовании. Он хотел погнаться за Убером де Бомоном, но не мог понять, почему она была против. Она чувствовала, что в его голове полно догадок и он выбирал ту, которая лучше всего могла объяснить ее поведение. Поднявшись, она подошла к ставням и открыла их, чтобы выветрить сладковатый запах крови и смерти. Вдали, за острыми шпилями Вестминстерского аббатства, блеснула молния, в то время как здесь уже давно шел дождь, орошая серый заросший сорняками сад. Не замечая того, она протянула руку к шее, где еще недавно висел кожаный шнурок с ключом.
— Думаю, ему нужно было содержимое этого сундука, — произнес Джослин.
Линнет начала докучать его настойчивость.
— Думайте, что хотите, — холодно ответила она и, поразмыслив, добавила: — Он друг Джайлса, а не мой.
— Убер не может быть чьим-либо другом, — возразил Джослин.
Она ничего не ответила, и они посидели молча. Линнет подняла глаза и заметила, что он подошел к шторе, за которой в маленькой кроватке спал Роберт. Джослин заглянул за штору и посмотрел на ее спящего беззащитного сына, наследника Джайлса, который для нее был намного дороже железного сундука, стоявшего возле постели умершего мужа. Джослин улыбнулся, но в его глазах была печаль, и Линнет впервые поборола в себе материнский инстинкт: она не побежала к нему, не выдернула у него из рук штору и не загородила собой ребенка, подобно волчице, которая прикрывает своим телом волчат.
Джослин заметил ее беспокойство и отошел от шторы. Линнет опять успокоилась.
— Понимаю, что вам не нравятся мои вопросы, — сказал он, — но вы хотя бы позволите мне поставить охрану у входа в дом и сообщить о случившемся юстициарию?
Он говорил негромким, но властным голосом, требующим подчинения. Да она и не думала противиться, ибо так от всего устала, что ее начало знобить.
Он взял со стула плащ и накинул его ей на плечи.
— С вами должен кто-нибудь остаться. Какая-нибудь ваша знакомая, помимо служанки, у которой сейчас и так полно дел. У вас есть знакомые женщины?
Она покачала головой.
— Мой муж не разрешал мне встречаться с женами и сестрами других мужчин. Я виделась с ними исключительно во время официальных приемов, когда у Джайлса не оставалось выбора, — произнесла Линнет и поморщилась. — Графиня Лестерская доводится мне какой-то родственницей, но я не хочу обращаться к ней за помощью.
— Да, — согласился Джослин. По голосу было заметно, что его мнение о Петронилле Лестерской мало чем отличалось от ее отношения к графине. — У меня в городе есть тетка. Живет в полумиле отсюда. Она вдова, но могу ручаться за ее отличный характер.
— Вы хотите поставить надо мной надзирательницу?
Джослин нахмурился.
— Понимаю ваше состояние, но я действительно хотел предложить ее вам в поддержку, — сказал он с достоинством.
Открылась дверь, и в спальню вошел отец Адам. Линнет прикоснулась к болевшему горлу рукой, продолжая думать о своем. Она была похожа на заключенную. Вскоре возле дома поставят охрану. А еще эта тетка, компания которой все равно не избавит ее от страхов. У нее совсем не будет времени, чтобы остаться наедине с собой и во всем разобраться. Но она верила, что де Гейл искренне предложил ей помощь, потому что не мог оставаться равнодушным к ее горю. Его, наверное, очень обидело, когда она назвала его тетку надзирательницей.
Отец Адам, стряхивая с облачения капли дождя, подошел к телу Джайлса. Линнет должна была остаться рядом с мужем. Существовали обряды, которые следовало соблюдать для того, чтобы душа покойного пребывала в мире с богом. Кроме того, требовалось подготовить тело к погребению.
— Прошу прощения, — сказала она Джослину. — Я буду рада видеть здесь вашу тетю.
Выражение его лица оставалось по-прежнему суровым, лишь слегка дрогнули губы. Он поклонился, перекрестился перед священником и вышел. Она услышала его шаги на лестнице, по которой только вчера спускался Джайлс.
Воспоминания были совсем свежи, но казалось, что все происходило не с ней.