– Но возможна ли моя смерть без твоей? – задал я вопрос.

– Думаю, что возможна. Это будет результатом продолжения событий, которые могли бы привести и к моей смерти, если бы я сам не решился прервать их. Когда ты будешь близок к смерти, я снова войду в вакуум, и здесь никакая космическая причина или следствие не достигнут меня. Таким образом я буду дважды в безопасности.

В течение нескольких часов я сидел за своим лабораторным столом и записывал в журнал историю своего опыта. Что бы ни случилось со мной – будь то смерть или что-то более странное, чем смерть – останется хотя бы запись моих невероятных переживаний, когда я уйду.

После моего разговора с существом, называющим себя Абернардой Чемичемечем, я попытался полностью воздержаться от супернаркотика и несколько раз преодолевал побуждение, заставляющее меня продолжать его принимать. Я ловлю себя на мысли, что сильно желаю, чтобы Абернарда Чемичемеч сам принимал наркотик, пока я воздерживаюсь, и пусть лучше он погибнет вместо меня.

Во время своих недавних экспериментов с наркотиком я видел только пустую лабораторию моего двойника из иного измерения. По-видимому, каждый раз это существо пряталось в суперпространстве. Он больше не разговаривал со мной.

Тем не менее, у меня есть странное чувство, что сейчас я ближе к нему, чем когда-либо раньше во время наших взаимных видений или в момент нашего единственного разговора. Моя физическая слабость прогрессирует с такой же скоростью, как и мои умственные способности, которые заметно усиливаются и расширяются. Это не описать словами, – будто другое измерение добавилось в мой разум. Я ощущаю себя обладателем чувств, находящихся за пределами обычных пяти и того, которое активирует мой наркотик. Я считаю, что силы Абернарды Чемичемеча, хоть и направленные против меня, в какой-то мере перешли ко мне благодаря космическому закону, который не может отменить даже мой двойник, сидя в своём вакууме вне времени и пространства. Существует равновесие, которое исправляет самое себя, даже если оно временно нарушается неизвестными силами четырёхмерного разума.

Сама воля двойника перешла ко мне и повернулась против него, хотя я подчиняюсь его воле так, как уже указывалось. Я одержим картиной космического вакуума, в котором он спрятался. Всё больше и больше я ощущаю в себе желание, волю и силу спроецировать своё физическое тело в тот вакуум, и таким образом избежать цепочки последствий, которые начались с изобретения супернаркотика.

Интересно, что произойдёт, если мне удастся сбежать таким же способом до того, как наркотик убьет меня? Что случится со мной и с Абернардой Чемичемечем, если мы встретимся лицом к лицу в этой пустоте между мирами нашего двойного космоса?

Будет ли эта встреча означать уничтожение для нас обоих? Выживем ли мы как две сущности – или как единое целое? Я могу только ждать и строить догадки.

Означает ли это, что мой двойник тоже пребывает сейчас в сомнениях и размышляет об этом, ожидая меня?

Нас на самом деле двое или существует только кто-то один?

Подлинный талант писателя-фантаста Фрэнсиса Ла Порте заключался в его невероятном, поистине изумительном трудолюбии, достойном, по меньшей мере, восхищения. К сожалению, он был чересчур самокритичен. Болезненное и дотошное недовольство не позволяло ему закончить более одной рукописи из десятка начатых. Хотя редакторы домогались его и с готовностью покупали те немногие рассказы, что он мог им предоставить, Фрэнсис редко когда мог угнаться за самим собой.

Он забросил сотни своих историй на разных стадиях незавершённости, скреплёнными с двумя-тремя слоями копировальной бумаги; с ней он всегда обращался аккуратно. Многие из его сочинений достигали размера повестей или романов, некоторые же существовали только в виде нескольких начальных абзацев. Часто он писал несколько вариантов, имевших разную длину. У него также было множество конспектов для будущих рассказов, некоторые из них он пытался продолжить, другие так и не начинал.

Бумаги переполняли ящики его стола, они вылезали наружу из коробок, которые Ла Порте складывал вдоль стен своего кабинета в высокие штабеля. Казалось, что они были готовы вот-вот обвалиться. Эти гигантские объёмы черновиков были трудом всей его жизни.

Большинство из них представляли собой сверхъестественные истории об ужасе и смерти, колдовстве и одержимости дьяволом. Страницы этих черновиков изобиловали призраками и мертвецами, упырями, оборотнями и буйными духами.

Подобно угрызениям нечистой совести они часто преследовали Ла Порте. Иногда ему казалось, что персонажи рассказов в чём-то упрекают его и разговаривают с ним призрачным шёпотом в тёмные предрассветные часы. Он засыпал, обещая этим голосам закончить один или несколько своих рассказов без дальнейших промедлений.

Несмотря на все эти обещания, пыль всё так же скапливалась на куче коробок с черновиками. Каждый следующий день всегда приносил Фрэнсису идею для нового сюжета. Иногда он заканчивал какой-нибудь из своих самых коротких и простых рассказов и получал чек с небольшой суммой от журналов с названием «Чужеземные истории» или «Жуткие рассказы». В такие дни писатель мог побаловать себя редкой возможностью попировать и попьянствовать, а его мозг прямо-таки дымился, переполняясь дичайшими фантазиями, которые он крайне редко мог впоследствии воскресить в памяти.

Даже не подозревая об этом, Ла Порте пребывал в положении некроманта, который вызвал духов из глубины ада, не зная, как их контролировать или изгонять.

Однажды ночью он уснул, проглотив почти половину галлона дешёвого кларета, купленного на деньги от недавней продажи одного рассказа. Сон его был тяжёлым, но недолгим. Казалось, что его разбудил неясный шум, в котором можно было разобрать чьи-то голоса. Озадаченный и всё ещё сбитый с толку своими возлияниями, он внимательно прислушивался в течение несколько минут, но шумы прекратились. Внезапно раздался звук, похожий на лёгкий шелест. Затем послышался более громкий шум, словно куда-то сдвигались и перемещались большие массы бумаги. После этого послышались голоса, как будто одновременно говорила толпа людей. Это было какое-то невразумительное вавилонское смешение языков, и он не мог ничего разобрать, кроме того, что эти звуки доносились из его рабочего кабинета.

Усевшись в постели, Ла Порте почувствовал покалывание в позвоночнике. Звуки были жуткими и таинственными, как всё то, что он когда-либо представлял в своих рассказах о ночных кошмарах. Казалось, что он подслушивает сейчас какой-то странный зловещий диалог. Голоса нечеловеческого тембра отвечали что-то другим, которые по-видимому, принадлежали людям. Один или два раза он смог разобрать в них собственное имя, произносимое странным, невнятным тоном, словно здесь происходил какой-то тайный, враждебный сговор.

Ла Порте выпрыгнул из постели. Он зажёг масляную лампу и, войдя в кабинет, заглянул в каждый угол, но увидел только массу нагромождённых рукописей. Очевидно, эти кипы бумаги никто не трогал, но он смотрел на них словно сквозь густую дымку. В то же время он начал задыхаться и кашлять. Подойдя поближе, чтобы осмотреть рукописи, Ла Порте заметил, что кто-то стряхнул с многочисленных стопок пыль, скопившуюся на них за месяцы и годы.