— Хранить чужие секреты моя профессиональная обязанность, — с бесстрастностью снежной лавины ждала я, что же она мне скажет.

— Я беременна от влиятельного человека, которого не хотела бы называть, — опустила она руки, и платье обтянуло круглый животик сроком недель на двадцать. — Но мне нужно доказать, что это его ребёнок. А там видно будет.

Хотелось стукнуться лбом о стол. Но ни один мускул не дрогнул на моём лице.

— Что значит доказать? Вы хотите тест ДНК на подтверждение отцовства? Так это любая лаборатория сделает, зачем вам я?

— Не только. Всё не так просто, — вздохнула она.

А по мне так как два пальца об асфальт.  

— Он знает о вашей беременности?

— Нет, — заёрзала она.

— У вас были другие половые партнёры в период зачатия?

— Нет.

Мои брови вопросительно приподнялись.

— Откуда тогда эти сомнения в отцовстве?

Она сжала губы.   

— Половой акт был защищённым? — догадалась я.

— Да, он надевал презерватив, поэтому вряд ли мне поверит, — одарила она меня ненавидящим взглядом.

У-тю-тю, какие мы сердитые!

— Как же тогда это случилось? — продолжала я допрос.

— А это важно? — дёрнулась девушка, словно я задела её за живое.

— Мне — не важно. Но вы ведь попросили помощи.  Логично начать с правды.

— Он много лет использовал меня. Имел, когда хотел. Когда ему вздумается. Мог просто идти мимо, когда я убираюсь, затащить в ванну и грубо отодрать. Я же никто, так.

«Шёл мимо», «затащил в ванну», «много лет использовал», «я домработница господина Верейского» …

Мне резко стало жарко, когда её слова вдруг сложились в совершенно определённую картину: кто именно этот загадочный влиятельный человек.

— И что ты сделала? — спросила я резко пересохшим горлом.

— Взяла использованный презерватив и… — неопределённый жест в направлении своей промежности, но мне и так было ясно, как именно она им воспользовалась.

— И чего ты теперь хочешь?

— Я же сказала: мне нужен анализ и официальное подтверждение.

— Нет, чего ты на самом деле хочешь, девочка? — устала я церемонится с этой хитро выделанной девицей. — Денег? Славы? Справедливости? Я слышала, на телевидении любят хороших девочек, обиженных плохими богатыми дядями. А что-то мне подсказывает, что он как раз богат, и, возможно, без пяти минут женат. Хочешь в телевизор? Или хочешь, чтобы он заплатил за твоё молчание? Или, может, чтобы заплатила Юлия Владимировна, которой твой секрет, боюсь, очень, очень не понравится?

Я сверлила её глазами, пытаясь угадать, точно ли попала, что это Верейский? Она ведь не сильно и скрывала. И сама себя накручивала, вдруг ощутив приступ ревности. Острой примитивной банальной ревности и какой-то обиды. Что вот такие правильные, идейные, как я, молча ревут в подушку и не навязываются, потому что это я так решила — родить от него, и это мои проблемы. А смазливые «простушки», вроде этой, пользуются своей женской привлекательностью по полной и ничем не гнушаются.

Она гордо вскинула голову и глянула на меня зло.      

— Всё не так просто. Оказалось, что у него какое-то опасное генетическое заболевание. А я хочу, чтобы у моего ребёнка всё было хорошо или… избавлюсь от него, — резко выдохнула она, словно такое решение ей принять действительно будет непросто. — Так вы мне поможете? С обследованием?

— Что?! — потрясла я головой, не веря своим ушам. По спине пополз холодок. — Генетическое заболевание? У Верейского?!

— Я же сказала, что не хочу называть его имя! — недовольно пискнула она. — Это неважно.

Неважно?! Нет, девочка моя, это теперь охренеть как важно. Это теперь касается не только тебя и твоего ребёнка, но и меня, и моего…

От ужаса, что моя Матрёшка может быть больна, по коже побежали мурашки. Ладно, хрен с тобой, молчи, я и так выясню кто автор твоей беременности. Сравню образцы, это не сложно. И глаз с тебя не спущу.

«Вот же кобель, а! Вот же кобель!» — выдохнула я.  

— Но вы правы, я думаю, мне хорошо заплатят за этот секрет. Только одна проблема, — вздохнула она. — За осмотр я внесла оплату, но на все эти дорогостоящие анализы у меня пока нет денег.

«Ушлая коза! Конечно, я права», — горько усмехнулась я на это её «пока».

— Раздевайся за ширмой, ложись на кресло, а там посмотрим. Может, что-нибудь и придумаем, — показала я рукой.

И уже даже придумала. Я могу провести её по программе поддержки постдипломной подготовки специалистов при университете, которую учредил фонд Пашутина. Пусть господа платят.

Проблема в том, что бесплатно генетическую экспертизу ей можно будет пройти только в одной лаборатории — при университете. И мне придётся очень постараться, чтобы её включили в эту программу.

Но теперь я была лично в этом заинтересована.

Давно уже я не выписывала такую пачку направлений. И датчик аппарата УЗИ никогда так не дрожал у меня в руке. Хотя никаких нарушения внутриутробного развития я не увидела, но, возможно, и не должна была. Не все отклонения видны при обычном ультразвуковом обследовании. А я всё же гинеколог, а не генетик, и то заболевание, что она назвала, даже я слышала первый раз.

Зато оно убедило меня в правдивости её истории — такое просто так не выдумаешь, не найдёшь от нечего делать в интернетике.

И у меня не дрогнула рука лично набрать Верейского, чего до её визита, я бы ни за что не сделала.   

— Привет! — обрадовался чёртов кобель, услышав мой голос, а потом явно расстроился, когда я сказала, что приглашаю его на свидание… с лабораторией. Сдать кровь и другие анализы. Как будущего отца. — Я сейчас в Нью-Йорке. Буду не раньше, чем через три дня, — улыбнулся он, не слыша, как я скрипнула зубами. — Но я обязательно буду… на этом свидании.

Она позвонила. Сама! Чёрт побери, она позвонила! Пусть по делу. Пусть как обычно была строга и профессиональна. Но она — позвонила.

Я и не пытался скрыть улыбку, убирая в карман телефон.

— Хорошие новости? — взяла меня под руку моя глубоко беременная сестра.

— Ещё не знаю. Когда назначают личную встречу такого плана, трудно сказать чем она закончится, — сжал я её тёплую сухую ладошку.

— Как всегда темнишь? А по твоему лицу и не скажешь, что ты сомневаешься.

— А что скажешь по моему лицу?

— Что это женщина. И далеко не безразличная тебе, — она понимающе толкнула меня плечом и не стала мучить расспросами. Знала: бесполезно. Хотя иногда мне казалось, что она моя старшая сестра, а не младшая, столько мудрости бывало в её словах.