— Вера Михайловна, не знаю я про Бога. Вот должны приехать на прощание космонавты, они точно могут рассказать, что там на небесах.

— Никто точно не знает, Николай Николаевич. Никто.

— Вы лучше скажите, дочь приезжает?

— Да, завтра утром самолет. Вот, посмотрите, сколько телеграмм с соболезнованиями. — Вдова показала на стол, где лежала груда бумаг. — Ему бы понравилось. Что там говорит следствие?

— Не знаю. Изучают обстановку, ищут.

— Не можете вы не знать! Вы же работали с ним, видели его чаще, чем я. Вы вместе ездили на выставки за рубеж, вы были с ним на совещаниях. Володя не страдал хроническими болезнями. Для своих шестидесяти он был бодр, подтянут. Вы знаете, что он каждое утро обливается холодной водой! Обливался…

— Нет, не знал я этого, Вера Михайловна. Он, конечно, был жизнелюб. И я не представляю фирму без него. Кто выстрелил? Чей это был заказ? Одному Богу известно.

— Вы же только сказали, что ничего не знаете про Бога.

— Не знаю, но и про убийство мне известно не больше, чем вам.

— А что журналистка? Что она говорит? Ведь это она могла его убить!

— Не думаю. Это случайная девочка из местной газеты. Она даже не успела ни одного вопроса задать.

— Она могла видеть убийцу. Могла! Стояла ведь совсем рядом.

— По данным следствия, Владимир Николаевич был в маленьком кабинете, пуля прошла в крохотное окно.

— Следователи совсем молоденькие мальчишки, не найдут они ничего. Тыкаются как котята, — вздохнула Вера Михайловна.

— Следственная бригада из Центрального аппарата прилетает завтра, пять человек.

— У меня к вам личная просьба, Николай Николаевич, не откажите. Чтобы вашей Брошкиной или Кошкиной, как ее там, в общем, пресс-службы на похоронах не было, а то, не ровен час, выкину ее прямо из ритуального зала. — В голосе женщины появились металлические нотки. — Вы меня поняли?

В ответ Серегин только кивнул.

Проводив гостя, Вера Михайловна прошла в комнату и села в любимое кресло мужа. Завтра приедет Анечка, прекрасное их с Володей произведение, — умница и красавица. Она живет в Англии и предпочитает мутную Темзу быстрым сибирским рекам. Вера должна поддержать дочь, девочка была близка с отцом. Она все сделает как положено: поможет дочери, выдержит эту процедуру — прощание, панихиду, выдержит и мысленно простит его.

Когда-то Вера очень сильно Володю любила, до одури, до мурашек по коже, до синяков под глазами, которые появлялись после бессонных ночей. Чтобы обратить на себя внимание студента-пятикурсника Володи Яценко, она, первокурсница, записалась в научное общество и сидела там, на занятиях, абсолютно ничего не понимая. Вечером в общежитии Верочка находила какое-то срочное дело в коридоре третьего этажа, где была его комната, например, оказывалось, что именно там хорошо работает плитка и можно приготовить что-нибудь вкусненькое для девчонок. Именно на общежитской кухне она и попалась ему на глаза.

— Что стоим, кого ждем? — Он явно много выпил.

Вера, конечно, не могла признаться, что вот уже целую неделю караулит его и что над ее влюбленностью смеются девчонки-соседки.

— Ты хочешь выпить?

— Хочу, — смело сказала она.

Она хотела быть рядом с Володей, и неважно, пить пиво, гладить рубашку, кормить обедом или просто смотреть в глаза. Еще год она делала именно это. Нет, не вглядывалась в его глаза, а была его сиделкой, когда он заболел гриппом, прачкой, когда требовалось постирать одежду не только ему, но и всем ребятам из комнаты, писарем, когда нужно было переписать лекцию, и психологом, когда у Володи случилась безответная любовь, — в общем, другом, «своим парнем». Когда-то Вера играла в школьном театре, и ей казалось, что Володя, ее нынешний режиссер, дает ей разные роли, и она хорошо с ними справляется. Главная роль, его жены, ей тоже достанется, нужно только потерпеть. Они подали заявление в ЗАГС, когда Вера сказала о беременности, но Володя честно предупредил:

— Не люблю я тебя, Верка, зачем замуж тащишь?

— Я тебя люблю, Володечка. Одной любви нам хватит, вот увидишь. Если один человек любит, другой обязательно откликнется.

— Не обещаю. — Он был категоричен. — Но ребенок не должен расти без отца.

Ничего у них не получилось. Ее герой Володя Яценко очень быстро «сошел с пьедестала», а разочарование, как ледяной дождь, пришло к Вере так скоро, что она впала в долгую депрессию. Винить было некого, она так хотела быть с ним, хотела и получила его. Вера привыкла к своему одиночеству, к тому, что мужу абсолютно на нее наплевать, поэтому она сейчас спокойна, невозмутима и уравновешенна. Яценко любил, боготворил только одну женщину — драгоценную дочку Анечку. Вера Михайловна была его «группой сопровождения».

— Чего тебе не хватает? — обычно грубо спрашивал он. — Живешь вся в шоколаде, с жиру бесишься.

Вера обычно не отвечала на его провокации, чтобы не нарваться на очередной скандал. Вначале она убеждала себя, что любить достаточно ей, потом радовалась, как он любит дочь, а потом поняла, что ее любви больше нет. Не может любовь долго существовать на пепелище, ей нечем подпитываться, некуда пускать корни. Пепел нужно развеять и жить дальше, но жить без Володи Вера так и не научилась.

Горло распухло, глотать было очень больно, да и температура у Юли поднялась высокая.

— Иди домой, лечись, — отправила ее Мила.

Лечиться Юлька ненавидела, как и болеть, тем более что она сейчас собирает материал для статьи про убийство Яценко. Честно говоря, ей было немного страшновато: она пока в «слепом» поиске, основанном на обычном любопытстве, а требовалось выявить круг лиц и сферу деятельности тех, чьи интересы мог затронуть генеральный директор «Орбитальной группировки». Без помощи Заурского ей не обойтись, а дальнейшее будет зависеть от тех фактов, которые окажутся у нее в руках, и других причин, что станут ей известны. Ее преимущества: встречи с людьми, интервью, благодаря которым она сможет рассмотреть человека как под микроскопом, его поведенческий репертуар. Это своего рода анкетирование, психодиагностика, контент, анализ. Она поймет, вычислит мнения, мотивы, тенденции поведения. Она подготовит сценарий интервью так, что даже спонтанные ответы отразят реальную действительность и подлинную мотивацию.

К вечеру Юле стало совсем плохо, казалось, что распух даже язык, потому что невозможно было не только им шевелить, но и разговаривать. Сипящим голосом она вызвала «Скорую». Через полчаса в ее квартиру постучался молодой человек в белом халате с чемоданчиком.

— На что жалуемся?

Отвечать Юля не могла и написала ответ на тетрадном листке: «Не могу говорить, все распухло в горле».

— А вы пастилку сосать не пробовали? — растерянно спросил парень в белом халате.