— Мэр пришел. Опять что-то стряслось.

Мэр, бывший доезжачий Симезов, изредка посещал замок, и д'Отсэры, по тактическим соображениям, оказывали ему уважение, которым он чрезвычайно дорожил. Этот человек, по имени Гулар, был женат на богатой торговке из Труа, владевшей имением в сен-синьской общине; Гулар прибавил к этому имению угодья, ранее принадлежавшие богатому монастырю Валь-де-Пре; на эту покупку он истратил все свои сбережения. Гулар поселился в обширном монастыре, расположенном в четверти мили от замка, и стал, таким образом, владельцем жилища, почти столь же великолепного, как Гондревиль. Они с женой жили там, словно две крысы в соборе.

— Гулар, ты нагулял себе жирок, — сказала ему, смеясь, Барышня, увидя его впервые в Сен-Сине.

Несмотря на то что он был крайне предан Революции и что графиня всегда принимала его очень холодно, мэр питал к Сен-Синям и Симезам неискоренимое почтение. Поэтому он закрывал глаза на все, что творилось в замке. Закрывать глаза, по его понятиям, значило не видеть, что стены гостиной увешаны портретами Людовика XVI, Марии-Антуанетты, их августейших детей, брата короля, графа д'Артуа, Казалеса, Шарлотты Кордэ; не находить ничего дурного в том, что в его присутствии поносят Революцию, насмехаются над пятью членами Директории и над всеми мероприятиями того времени. Как и многие выскочки, он, нажив себе состояние, вновь проникся благоговением к старинным родам и старался поддерживать с ними связи; а особое положение Гулара, порожденное этими обстоятельствами, было тотчас же использовано двумя неизвестными, профессию которых так скоро разгадал Мишю и которые, прежде чем отправиться в Гондревиль, обследовали все окрестности.

Перад, хранитель достохвальных традиций дореволюционного сыска, и Корантен, маг шпионажа, приехали с тайным поручением. Мален не ошибался, приписывая этим мастерам по части трагических шуток двойственную роль; поэтому небесполезно, пожалуй, показать голову, для которой они служили руками. Когда Бонапарт сделался первым консулом, во главе полиции стоял Фуше. Революция открыто и с полным основанием создала особое Министерство полиции. Однако, возвратясь после победы при Маренго, Бонапарт учредил еще префектуру полиции и начальником ее назначил Дюбуа, а Фуше назначил членом Государственного совета, причем его преемником по Министерству полиции стал бывший член Конвента Кошон, впоследствии граф де Лапаран. Фуше, считавший, что Министерство полиции — из всех министерств самое главное в правительстве, намечающем широкие преобразования и избравшем твердый политический курс, воспринял эти перемещения как опалу или, по крайней мере, как признак недоверия. После истории с адской машиной и раскрытия заговора, о котором здесь идет речь, Наполеон вернул Фуше Министерство полиции, так как убедился в непревзойденных качествах этого великого государственного деятеля. Однако позднее, устрашившись способностей, проявленных Фуше в его отсутствие, во время вальхернского дела[21], император передал это министерство герцогу де Ровиго, а герцога Отрантского назначил правителем Иллирийских провинций, что было равносильно ссылке.

Своеобразная гениальность, столь ужаснувшая Наполеона, обнаружилась у Фуше не сразу. Этот незаметный член Конвента, один из самых выдающихся и непонятых людей своего времени, сложился и вырос в бурях Революции. При Директории он достиг тех вершин, с которых люди глубокого ума получают возможность предвидеть будущее, основываясь на опыте прошлого; а затем вдруг, — подобно посредственным актерам, которые под влиянием какой-то внезапно вспыхнувшей искры становятся гениальными, — проявил поразительную изворотливость во время молниеносного переворота 18 брюмера. Этот бледнолицый человек, воспитанный в духе монашеской сдержанности, посвященный в тайны монтаньяров, к которым он принадлежал, и в тайны роялистов, к которым в конце концов примкнул, долго и незаметно изучал людей, их нравы и борьбу интересов на политической арене; он проник в замыслы Бонапарта, давал ему полезные советы и ценные сведения. Довольствуясь тем, что он доказал свою ловкость и полезность, Фуше поостерегся раскрыть себя до конца, он хотел остаться у кормила правления; однако двойственное отношение к нему Наполеона вернуло ему политическую свободу. Неблагодарность или, вернее, недоверие, проявленное императором после вальхернского дела, в достаточной мере объясняет поведение этого человека, который, к несчастью для себя, не был аристократом и только подражал князю Талейрану. В то время ни прежние, ни новые его коллеги и не подозревали всей широты его таланта — чисто административного и, в глубоком смысле слова, государственного, — так был велик его дар почти неправдоподобной проницательности и безошибочного предвидения. Конечно, нынче для всякого беспристрастного историка ясно, что одною из тысячи причин, вызвавших падение Наполеона, которым он, впрочем, искупил все свои грехи, было его непомерное самолюбие. Недоверчивый монарх относился чрезвычайно ревниво к своей еще молодой власти, и это сказывалось в его поступках не меньше, чем его затаенная ненависть к тем талантливым людям, которых он получил как драгоценное наследие от Революции и с помощью которых мог бы составить правительство, способное осуществлять все его замыслы. Наполеон относился недоверчиво не только к Талейрану и Фуше; беда узурпаторов заключается в том, что их врагами становятся и те, кто им помог завладеть короной, и те, у кого они ее отняли. Наполеону так и не удалось убедить в своей суверенности ни людей, бывших его начальниками или равными ему, ни тех, кто стоял за право; никто поэтому не считал себя связанным принесенной ему присягой. Мален, как человек заурядный, неспособный ни оценить мрачный талант Фуше, ни уберечься от его проницательности, сам себя погубил, словно бабочка, летящая на пламя, когда явился к Фуше и конфиденциально попросил прислать в Гондревиль сыщиков, ибо он, мол, надеется кое-что там разведать относительно заговора. Фуше, не смущая своего друга расспросами, удивился: зачем это Мален едет в Гондревиль, почему не сообщит немедленно, тут же в Париже, имеющиеся у него сведения? Бывший ораторианец, привыкший к обманам и отлично знавший, что многие члены Конвента ведут двойную игру, задал себе вопрос: «От кого же Мален может что-либо узнать, если мы сами пока еще почти ничего не знаем?» И Фуше пришел к выводу, что Мален, видимо, в какой-то мере сам причастен к заговору, но таится и выжидает. Однако Фуше ни слова не сказал первому консулу об этих подозрениях. Он предпочел сделать Малена своим орудием, чем погубить его. Фуше всегда старался сохранить про себя значительную часть разгаданных им тайн и благодаря этому приобретал над людьми гораздо бóльшую власть, чем сам Бонапарт. Подобное двуличие послужило одним из поводов для недовольства Наполеона своим министром. Фуше были известны махинации Малена, которые дали ему возможность завладеть поместьем Гондревиль, а теперь вынуждали не спускать глаз с господ де Симезов. Симезы служили в армии Конде, мадмуазель де Сен-Синь доводилась им двоюродной сестрой; следовательно, они могли скрываться где-то поблизости и быть связаны с заговором, а их участие свидетельствовало бы и об участии семьи Конде, которой они были так преданны. Г-н де Талейран и Фуше считали чрезвычайно важным выяснить эту весьма туманную сторону заговора 1803 года, Фуше, с обычной быстротой и проницательностью, принял в соображение все эти обстоятельства. Но Мален, Талейран и Фуше были связаны между собою особыми узами, и это вынуждало последнего действовать крайне осторожно; в то же время ему хотелось узнать как можно точнее внутреннее расположение гондревильского замка. Корантен был беззаветно предан Фуше, как господин де Ла Бенардьер — князю Талейрану, как Генц — господину Меттерниху, Дендас — Питту, Дюрок — Наполеону, Шавиньи — кардиналу Ришелье. Корантен являлся не советчиком, а холопом этого министра, тайным Тристаном этого Людовика XI в миниатюре; поэтому Фуше, естественно, оставил его в Министерстве полиции, чтобы иметь там своего человека. Ходили слухи, будто он состоит с Фуше в родстве, но в родстве такого рода, о котором говорить не принято, и Фуше щедро вознаграждал его каждый раз, когда пользовался его услугами. Корантен подружился с Перадом, старым выучеником последнего королевского начальника полиции; тем не менее у него были тайны от Перада. Фуше приказал Корантену обследовать гондревильский замок, запечатлеть в памяти его план и разузнать обо всех имеющихся в нем тайниках.