Я чихнула. Удивительное дело: в шкафу был сквозняк. Словно там, за нагромождением волшебных предметов, работал мощный вентилятор. Я чихнула ещё раз и увидела в глубине шкафа круглое навершие моего старого посоха — наполовину рубиновое, наполовину изумрудное. Я протянула руку, но посох отодвинулся, не желая даваться хозяйке. Я потянулась сильнее…

И вдруг меня как схватят за запястье!

Я не закричала только потому, что мне пылью забило дыхание. А в следующую секунду я увидела большой жёлтый скелет: он держал меня, одновременно прикладывая костяшку-палец к выпяченным белым зубам. Велел молчать!

— Что там, Лена? — обеспокоенно спросил Гарольд.

Я молчала, но не исполняя приказ скелета, а потому, что у меня отнялся язык. Я могла только вырываться изо всех сил, но скелет держал крепко.

— Костяк, — невозмутимо проговорил Уйма, неведомо как оказавшийся рядом со мной.

— А, — пробормотал Гарольд. — Это сторож. Уйма, скажи ему, пусть отдаст.

Почти коснувшись меня, людоед подошёл к шкафу, просунул внутрь волосатый кулак и заехал скелету в зубы. Послышался хруст, костяные пальцы разжались, я отлетела, споткнулась и грохнулась на пол.

В шкафу что-то гремело и перекатывалось. Ни на что не обращая внимания, Уйма аккуратно закрыл дверцу и протянул мне мой посох.

Я поторопилась встать, хотя колени тряслись и поджилки дрожали. Уйма преспокойно ждал; я выдернула посох из его огромной руки. Сжала его в мокрых ладонях и только тогда — немножко — успокоилась.

— Гарольд! Почему ты не предупредил… Почему не сказал мне, что в шкафу скелет!

— А где же ему быть? — Гарольд устал, это чувствовалось по голосу. — Конечно, в шкафу! Я не подумал, что ты не знаешь, извини…

Я обошла комнату и заглянула Гарольду в лицо. Он работал; пот на его лбу блестел обильнее. Нет, по счастью, это не шутка и не издевательство: мой друг в самом деле считал вполне нормальным, чтобы в шкафу у мага сидел сторож-скелет.

Пошатываясь, я подошла к окну. Глубоко вздохнула. Прижалась лбом к навершию посоха.

— Как же ты пойдёшь за Ведьмину Печать? — спросили у меня за спиной.

Я резко обернулась. Волосатый дикарь Уйма глядел жёлтыми гляделками, бесстрастно и пристально, как кот.

— Ногами, — ответила я сквозь зубы. — А что?

— Ты испугалась обыкновенного дохлого костяка…

— Я не испугалась.

— И ты боишься меня…

— Не боюсь!

Уйма мигнул:

— А они дают тебе посох. Я бы не дал.

— А тебя никто и не спрашивает.

Уйма не ответил. Задумчиво покачивая головой, пересёк комнату и уселся на скамейку.

Ну вы видали! Какой-то дикарь станет меня учить. Какой-то людоед будет упрекать меня в трусости. И всё из-за Гарольда: возьми, мол, в шкафу…

Я крепче сжала посох. Пусть я не держала его в руках четыре месяца — его дал мне Оберон, и я таких тварей, бывало, побеждала, перед которыми самый волосатый Уйма безобиден, как мышка. Вот так.

Я прицелилась посохом за окно и выпустила в небо изумрудный светящийся луч.

И сразу стало легче. Я ничего не забыла, не разучилась. Я по-прежнему маг, и мой посох при мне, и что мне какие-то людоеды?

Не глядя на Уйму, я распахнула шкаф. Скелет на этот раз затаился. Я мигнула, посмотрела ночным зрением, разглядела очертания гладкой жёлтой черепушки. Несильно размахнувшись, ткнула навершием посоха. Захрустело, посыпались кости, череп, отвалившись, выкатился из шкафа и юлой завертелся посреди комнаты.

— Что ты делаешь? — простонал Гарольд. — Ты мне мешаешь!

— Был сторож — и нету сторожа, — заметил Уйма. — Приходи, вор. Бери.

Ну на редкость противный дикарь!

— Это ты его развалил, — я попыталась закрыть шкаф. Берцовая кость застряла в двери, мешая ей затвориться. Носком сапога я затолкнула кость поглубже.

Уйма хмыкнул. Гарольд снова остановился, не отнимая мелка от доски:

— Я вас обоих прошу — помолчите. Мне уже немного осталось. Если я сейчас ошибусь — всё насмарку, и заново уже не успею.

Не выпуская из рук посоха, я уселась на подоконник. Уйма замер на скамейке — нога на ногу. Круглые жёлтые глаза разглядывали меня без всякого стеснения.

Я отвернулась.

Что скажет Оберон, когда узнает, что мы с Гарольдом его не послушались?

Это зависит от того, приведу ли я из-за Печати принцев. Победителей не судят… А если не сумею? Оберон, скорее всего, отправит меня домой без права снова увидеть Королевство…

Звёзды уже не казались такими яркими. И я снова почувствовала усталость.

Приближался рассвет.

— Всё, — сказал Гарольд.

Он стоял перед доской, когда-то чёрной, а теперь почти полностью белой, разрисованной. Его правая рука висела плетью, пальцы сжимали крохотный огрызок мела, и, казалось, мой друг сейчас грохнется в обморок. Я встала на цыпочки, дотянулась до его головы:

— Оживи!

Пробежали мурашки вдоль позвоночника. Гарольд выпрямился, расправил плечи, и я поняла: получается. Я умею. Я могу. Я ещё не то могу. Видел ли Уйма?

В следующую секунду у меня подкосились ноги. Я передала Гарольду большую часть собственных сил, а ведь их и без того осталось не так много.

Людоед наблюдал за мной. Пытаясь скрыть слабость, я присела на край кресла. Посмотрела на доску и впервые поняла, что нарисованные Гарольдом узоры — не что иное, как отпечаток человеческого пальца, увеличенный во много раз.

«Ведьмина Печать». Теперь понятно, каким образом эта самая ведьма запечатала вход в бывшее царство мёртвых.

Сейчас бы поспать…

— Лена, — сказал Гарольд. — Твоя задача — привести принцев сюда. Где будут жить новобрачные — в Королевстве или за Ведьминой Печатью — решится потом. Главное, запомни, пять принцев. Совершеннолетних. Желательно, как ты понимаешь, благородных, красивых, отважных…

— Ага, сейчас, — пробормотала я, вспомнив ухмылочку Филумены.

— …Но на самом деле — всё равно каких. Лишь бы принцы.

— А как я узнаю, что принц настоящий?

— Узнаешь. Ты маг или не маг? Обещай им красавиц-невест. Обещай какие хочешь призы и награды, — мы не поскупимся на приданое. Лишь бы они согласились.

— Рассвет, — сказал Уйма.

За окном серело. Гарольд нервничал.

— Мне надо идти. И вам надо идти. А я не успел объяснить, рассказать, дать советы…

— И жрать нечего, — сказал Уйма. Меня передёрнуло. Я крепче сжала посох.