Мальчишки у стены нервничали, лишь один стоял смирно, но выглядел не собранным, а оглушенным. Темные глаза мальчика казались переспелыми вишнями, почти по-девчоночьи красивое, смуглое лицо побледнело, став пепельно-серым.

— Смотри-ка, Нерр сейчас в обморок свалится, — преувеличенно громко захихикал Линт.

— Как бы ты сам не свалился, когда на тебя трехголовый монстр попрет, — хмуро отозвался с другой стороны косматый Брант.

— Ничего, я ему количество голов мигом уменьшу, — Линт демонстративно подкинул в руке топорик. Им разрешили выбрать любое оружие, и каждый взял то, что считал наиболее убойным. На взгляд Рана, выбор Линта был неудачным, но, конечно, он промолчал. Здесь каждый сам за себя.

— Эй, девочка, ты платочком запасся? А то ведь плакать начнешь, маму звать! Или вопить, как тогда, под лестницей. Помнишь? Или тебе тогда понравилось? Ну же, красавица, скажи хоть слово, не молчи!

Топорик снова сверкнул гранью на солнце.

Линт мерзко ухмыльнулся. О его неприязни к смуглому Кристиану Нерру знали все, но предпочитали в развлечения чокнутого рыжего не вмешиваться. Все-таки… каждый сам за себя.

Слова Линта оборвал скрип решетки, а пятеро мальчишек у витой створки вздрогнули и подобрались, когда она открылась.

— Всего лишь пройти один круг, — пробормотал Линт, нервно подкидывая на ладони свое оружие. — Только круг. Всего лишь…

— Заткнись, — оборвал его Брант. — Без тебя тошно. Кто первый?

Он обвел взглядом замерших мальчиков.

— Что, все струсили? Все равно ведь придется идти, кто не войдет, того заставят… — он осекся, повернул голову.

Пока он говорил, Ран уже прошел сквозь арку и сейчас уверенно двигался вдоль стены к повороту. Следом за ним неожиданно пошел молчаливый темноглазый Кристиан, побрел, слегка шатаясь и неуверенно трогая рукой кладку ограждения.

Остальные тоже двинулись вперед, нервно озираясь и ожидая нападения.

Но на них Ран не смотрел, он шел, сжимая в ладони рукоять кинжала и внимательно осматривая узкий коридор лабиринта. Прислушался у поворота. И шагнул… в темноту.

Дневной свет померк, вокруг разлилась тьма, в которой лишь камни светились тусклыми зеленоватыми крупинками. И в этой тьме кто-то ждал, смотрел жадно, протягивал белые руки, похожие на стебли растений. Они тянулись со всех сторон, пытались схватить, обвить, сломать… И темный дар Рана на них не действовал, у этих рук не было тел, не было лиц, в которые можно было посмотреть. Мальчик ударил кинжалом первую, вторую, третью… Он бил сноваи снова, сжимая зубы и пытаясь пробиться к выходу, что был где-то там, за стеной хватающих его рук. Удалось, и он метнулся в сторону, ударился ногой о торчащий камень, ругнулся, кувыркнулся, снова вскочил. Побежал, уворачиваясь от рук-стеблей, отсекая их кинжалом, пригибаясь и прыгая. На полном ходу вылетел на пятачок за поворотом и остановился так резко, что перехватило дыхание.

У стены стоял Кристиан, а у его ног бился на земле Линт, зажимая колотую рану в боку и пуская кровавые пузыри.

Мальчик поднял голову, посмотрел на Рана темными, как вишни, глазами. Его лицо все еще было бледным, но совершенно спокойным, как бывает у человека, хорошо сделавшего неприятную, но нужную работу. Красивое лицо рассекали уродливые порезы, и кровь заливала рубашку. Два подростка уставились друг на друга, словно звереныши, почти принюхиваясь и оскаливаясь, пытаясь распознать и предотвратить нападение другого.

Ран выпрямился первым. Медленно кинул, пожал равнодушно плечами и прошел мимо, чувствуя, как смотрит ему в спину мальчик.

А на выходе из лабиринта не сказал наставникам ни слова.

Каждый сам за себя. Но иногда молчание становится началом чего-то большего.

* * *

Выйдя из купальни, Оникс застыла у двери. Пока она пыталась прийти в себя, ее комнаты вновь заполнились прислужницами.

— Я хотела бы побыть одна, — сказала Оникс, с отвращением разглядывая свои покои.

Никто из женщин даже не повернул голову в ее сторону, продолжая деловито заниматься своими делами: перестилать постель, отдергивать шторы, рассматривать содержимое шкафов и стряхивать пыль с сундуков. И все это — переглядываясь и переговариваясь, словно самой раяны и не было в этой комнате.

— Прошу вас уйти, — Оникс чуть повысила голос, чувствуя себя глупо. На ней была лишь купальная рубашка, с волос капала вода, и чувствовать себя уверенно в таком виде не получалось.

Может, поэтому на нее вновь не обратили внимания. Одна из женщин даже позволила себе усмехнуться.

Оникс прикрыла глаза. Открыла. Набрала воздух. И заорала так, что все прислужницы взвизгнули и подпрыгнули, роняя свои метелки.

— Я сказала — пошли все вон!!!

Старшая, кажется, ее звали Магрет, скривилась, поджав тонкие губы.

— И не надо на нас кричать, мы всего лишь делаем свою работу, — возмутилась она.

— Я хочу, чтобы вы ушли. — Оникс с трудом сдерживалась, чтобы снова не заорать. — Хочу остаться одна!

— Не велено, — вновь поджала губы Магрет.

— Кем не велено?

Прислужницы переглянулись, и Оникс сжала кулаки, ощущая, как поднимается внутри ярость. Небесные! Неужели ее не могут просто оставить в покое? Хоть ненадолго? Да за что с ней так?

— Уходите. — Голос прозвучал сипло. — Прошу вас. Мне надо побыть одной! Мне надо, понимаете?!

— Не велено.

Она открыла рот, понимая, что сейчас снова заорет, что не сдержится, что начнет топать ногами, как торговка рыбой, что просто сейчас убьет кого-нибудь, если ее не оставят одну!

И замерла, потому что дверь скрипнула, а прислужницы, как одна, склонились в поклоне.

— Вам-то что здесь надо? — почти простонала Оникс.

— Милая непосредственность простолюдинки, — усмехнулся советник Итор, ступая в покои. Скривился брезгливо на прислужниц. — Пошли вон.

И уже через мгновение в комнате никого не осталось.

Мужчина прошел на середину покоев и остановился, разглядывая замершую у дверей купальни девушку. Чуть прищурившись, словно рассматривал потертое и неприглядное кресло, которое ушлый лавочник пытается выдать за редкость.

— Мне кажется, вам не место здесь. — Оникс вскинула голову. — И если вы не заметили, я не одета. Что вам нужно?

— Вернее было бы сказать, что вам от меня нужно, — задумчиво протянул советник.

— Мне? Ничего. — Оникс все-таки не сдержалась и обхватила себя руками, желая и согреться, и закрыться от изучающего взгляда. Анрей Итор коротко усмехнулся.

— Даже не знаю, чего в этом ответе больше — наивности или глупости, — обронил он. — Всем что-то нужно, раяна. Тем более от тех, кто обладает силой и властью.