– Во всем, опять же, Вольдемар виноват, – перебивает мужа Тамара. – Он Олега с первой женой развел, от сына оторвал.

– Нет, сын Андрей при нем, – поправляет Георгий, – постоянно на причале обитает.

– Так вот! Вольдемар и подсунул другу свою двоюродную сестру Соньку, – продолжает Тамара. – Откуда он ее выкопал? Никто и не знал, что у него такая родственница есть. Сам толстый круглый, а она тощая, черная, злобная, как есть порождение ада. И братец ее родной такой же худосочный, высокий, с манерами странными. От того и прозвище у него – Тонкиход, видимо за длинные ноги. Нормального имени у него вообще нет. Одевается, как попугай, во все разноцветное. Носит большущие шляпы с раскрашенными перьями. Посмотришь на него – как есть пугало огородное! Ничего не делает, возле родственников крутится, на вроде шута, веселит сестру и двоюродного братца. Вот и получается, что правит Сонька, но под чутким руководством хитрого Вольдемара.

– Зато как ловко он все обстряпал! – соглашается с мнением жены Георгий.

– Кто он такой был? – как бы сама себя спрашивает Тамара. – Оболтус! Вечно посмеивался над всеми. Никто его не воспринимал за серьезного человека. А теперь он – главный во всем. А ты, сынок, к чему-то стремился, умом блистал, но не добился ничего в своей жизни. Видно все еще действует родовое проклятье, за предка нашего вину несем. И кони не зря на меня беременную насланы: тебя погубить хотели.

– Опять ты со своей мистикой! – возмущается Григорий. – Если человек не хочет, как все нормальные люди жить, то это ни от каких сил не зависит, а только от самого себя.

– Милые мои, мама и папа! Обещаю вам, что все в моей жизни изменится к лучшему. И уже меняется. Я словно очнулся после долгого забытья. Да, часть своей жизни, потратил глупо и бесцельно, но это уже в прошлом. На этом существование не кончается, а все только начинается. Вы не смотрите на мою внешность, она выправляется медленно. Внутренне же я стал другим человеком. Нужно было отойти от своих теорий, чтобы проверить их временем. От этого никуда не денешься, такова природа познания. Теперь я твердо уверен в своей правоте, что мои представления об эволюции материи верны, а официальная наука, несмотря на ее фантастический взлет, делает фундаментальные ошибки.

Пашка делает паузу в своем оправдательном монологе, как бы желая понять, принимают ли его слова родители или все так же не верят светлые его идеи. И не почувствовав глухого сопротивления продолжает:

– Сейчас я занят серьезным изучением одного феномена, раскрытие природы которого даст верное направление развития науки, избавит ее от пустых трат. Гигантизм экспериментальной техники достиг своего предела, и увеличение размеров ускорителей частиц ничего не решат. Есть способы постижения глубин мироздания более простые и доступные. Так вот, хочу попросить своих друзей помочь организовать поездку на озеро Куролесово. Там я задержусь не надолго, пока не найду то, что мне надо.

– Ты не исправим, – вздыхает мать. – Все еще хочешь кого-то убедить в своей правоте.

– Нет, мама, я не собираюсь никому ничего доказывать. Все равно все мои доводы никто не поймет и не примет, потому что мы по-разному представляем картину мира. Если я сейчас опубликую свои теории, их тут же примут в штыки, от того что ни кто не сможет ничего понять. Мои знания созрели для практического применения. Проще говоря, надо осуществить техническую революцию, тогда все нападки будут отметены. Результаты докажут все. Для фантастического прогресса мне не хватает нескольких звеньев. Их я и должен найти.

– И как долго ты их будешь искать? – интересуется Георгий.

– Этого пока сказать не могу. Мир очень сложен, но познаваем.

Во дворе появляется сосед Митя Волынов, тоже постаревший. Его вьющиеся, когда-то, волос стали редкими, но все также торчат в разные стороны, отражая внутреннее состояние хозяина. Не ожидая встретить Пашку, он не узнает в худом, плохонько одетом, субъекте паренька, блиставшего ученостью.

– Что же ты не признаешь сына нашего, Митя. Это ведь Пашка! – объясняет Тамара.

– А, пропащая душа! – наконец-то узнает он. – Где тебя носило все эти годы? У нас тут такие грандиозные штуковины происходят, умом помутиться можно. Если бы я, к этим делам, не был бы причастен, никогда б не поверил. А с того времени, как бензин у меня силы небесные украли, стал понимать, что мир не так устроен как его представляют те, которые ни с чем подобным не сталкивались. У меня из вашей прежней яранги те самые две куклы сохранились. Они единственные свидетельницы, как начиналось ваше дело. Туристам их показываю, рассказывая о первых случаях волшебства. Я же, теперь, на причале у Олега сторожем подрабатываю. Многое вижу, многое слышу, все подмечаю. В театре фантомов часто бываю.

– И что там такое серьезное происходит? – интересуется Пашка.

– О! Это чистейшие чудеса! Такого мир еще не придумал! Олег сам выступает на сцене, а вокруг него рождаются фантомы. Приезжают иностранные туристы удивляются, говорят: «Какие удивительные голограммы – как настоящие. У них заграницей таких – делать, еще не научились.» Они даже не поняли, что это не какие-то технические ухищрения, а настоящее волшебство. Олег утром показывает детские сказки, вечером для взрослых посетителей – серьезные страшилки. Сонька все это организует и раскручивает.

– Ты про братца ее расскажи. Вы же друзья, – просит Тамара.

– Про Тонкихода? – переспрашивает Митя. – Шалопай! Не от мира сего, потому что появился здесь из другого времени и из другой страны, как сам утверждает. От этого и попадает нелепые истории.

– Как же так можно?! – удивляется Тамара.

– Рассказывают, что в детстве Тонкихода ударила молния, от чего он полностью потерял память. Никого не узнавал и себя тоже, даже ни одного родного слова не мог вспомнить, не узнавал самых обычных вещей. В общем, с нуля начал учиться понимать. Его заново учили говорить, пользоваться вещами и предметами. В школу он, конечно, не ходил, поэтому так и не научился ни читать, ни писать.

– Таких неучей в наше время и представить трудно, – удивляется Тамара, – а веселит публику он не хуже любого артиста-юмориста.

– Видимо талант у него такой от рождения или от молнии. Не зря говорят, что гении все чем-то ударенные. Но в детстве все больше иных странностей проявлялось в нем. Когда начал более-менее изъясняться, стал всех убеждать, что помнит совсем другое время, другую местность, совсем не этот город и что у него нет родителей, а он ученик башмачника. Ну что ж, раз такое дело – дали ему порванный ботинок, инструменты. Он, на самом деле, ловко с этой работой справился. Так и подрабатывал ремонтом обуви. Чем старше он становился, тем больше отличался от нашего брата: все мысли у него – шиворот-навыворот. А теперь, и вовсе, ум за разум зашел: утверждать, что он из семнадцатого века из средневекового города. И он с этим так свыкся, что стал по-своему одеваться, вести себя непотребно нашему образу жизни. Его рассуждения, так же своеобразны. Он до сих пор считает, что солнце катится вокруг земли по небесной тверди, а планету воспринимает, в виде, на половину заполненного, яйца. Нижняя часть – это земная твердь с ровной плоскостью, на которой мы живем, а верхняя – это купол неба.