Тут я обнаружила, что мы не одни. В кабинете был еще один мужчина. Моложе Фишера. На вид ему было около сорока. Отросшие волосы небрежно зачесаны набок, очки в дорогой оправе, а на шее намотан легкий шарф, выполняющий непонятную функцию в такую жару. К созданию образа этот странный аксессуар не имел никакого отношения: мужчина был в джинсах и футболке поло. Он посмотрел на меня поверх оправы, оторвав взгляд от книги, которую держал в руках и кивнул вместо приветствия.

– Я думала, у нас беседа тет-а-тет, – нарочито надменным тоном сказала я.

– Это Пахом. Моя правая рука. Даже больше. У нас одна голова на двоих, – Фишер усмехнулся собственной, по его разумению, удачной, метафоре.

Пахом покосился на шефа, но восторга не разделил. Даже, как мне показалось, едва заметно поморщился.

– Чай, кофе? – дружелюбно предложил Фишер.

– Нет. Сразу к делу, – резко отрезала я. – Меня ждут, как вы могли заметить.

– Кого-то мне напоминает эта дерзкая мадам, а? – доктор по-ребячески подмигнул своему помощнику.

На этот раз Пахом улыбнулся, и его суровое лицо преобразилось в добродушное, почти детское. Как будто он вспомнил что-то милое сердцу.

Я перешла к делу:

– Вы не удивлены моему приходу? Означает ли это, что вы заодно с людьми, которые направили меня к вам? Вы можете быть сколь угодно известны и успешны в прошлом, но я о вас услышала впервые только вчера. От одного из солдат, участника позавчерашнего вторжения. Если вы в курсе.

– Признаться, я был больше удивлен, когда ко мне впервые заявился ваш муж. Это было чуть меньше трех лет назад, да? – Фишер обратился к помощнику. Тот кивнул. – Довольно непривычно было видеть Владислава Жданова, который ворвался в размеренную жизнь страны «на коне», «размахивая шашкой», сыпля небывалыми открытиями и изобретениями, ставящими крест на всем, чего медицина добилась до него – раздавленным и побежденным. Он знал над чем мы тут работаем. И после всех дел, которые наворотил – обратился ко мне за моим изобретением.

– И над чем же таким вы работаете, что так легко обесцениваете труды моего покойного мужа.

– Десять лет назад я случайно изобрел новый способ перехода в мир иной. Вернее сказать, возродил единственно-правильный способ, задуманный Создателем. Невольной подопытной стала молодая невинная девушка по имени Вера. Отсюда пошло название метода «Верная смерть». Моей целью было ввести ее в состояние искусственной комы. Но совокупность применяемых препаратов привела к непредвиденному результату.

Второй день подряд меня не покидало ощущение, что вокруг слишком много психов. Не удивительно, что один из них отправил меня на разговор ко второму. Подкатила волна отчаяния, но я сдержалась, чтобы не жалеть потом снова о своем поведении. Я выслушаю все эти бредни беспристрастно. А выводы буду делать потом.

И все равно мой взгляд неуемно скользил по окну, сквозь которое виднелся автомобиль Алекса. Мне хотелось к нему.

– С тех пор мы много работали над идеальной формулой. Формулой жизни и смерти. И добились желаемого результата. Не без помощи наших сподвижников. О них расскажу чуть позже, – Он снова многозначительно покосился на Пахома. – В общем, господин Жданов знал о нашем достижении. Но долгое время игнорировал его. Мой помощник приходил к нему в Центр. Мы готовы были делиться знаниями. Но он их не принял. У него была другая цель – бессмертие как таковое. Он был настолько увлечен темой клонирования и уверен в его успехе, что другие варианты просто не рассматривал. И вот после того, как его подопечные чуть было не устроили всемирный апокалипсис, он пришел ко мне. Пришел, чтобы умереть.

У него была навязчивая идея о том, что, став источником клонирования, он может представлять опасность для общества, сам того не желая, и хотел пожертвовать собой, чтобы история с клонами никогда не повторилась.

– Да. Он рассказывал об этом в прощальной записи.

– Именно вы, Маргарита, были причиной того, почему ему понадобилась отсрочка перед смертью. Он хотел попрощаться с любимой семьей. Так вот препарат, который я изобрел, убивая – воскрешал людей на некоторое время. А точнее, на сорок дней. Тот самый срок, который отводится человеческой душе, чтобы завершить свои земные дела, прежде чем предстать перед судом Божьим. Только ввиду греховной жизни, которую человечество вело из тысячелетия в тысячелетие, эта способность утратилась. В наказание за грехи Господь распорядился, что тело будет недвижно коченеть, тлеть и испускать зловоние сразу после смерти, а душа будет неприкаянно маяться все сорок дней не в силах принять участие в жизни материального мира.

Владислав Жданов пришел просить меня именно о такой идеальной смерти. Отделение тела от души происходит постепенно и незаметно. Душа деликатно избавляется от материальных оков, в которые была заключена при рождении. Первые дни после такой правильной смерти, человека не отличить от живого. Да и сам он не сразу понимает, что его земной путь окончен.

Именно этот период он и хотел провести с вами и детьми. Он хотел быть уверен, что обратного пути нет, чтобы не проявить слабость и не передумать.

Когда он вернулся с базы после прощания, мы похоронили вместо него заранее подготовленное тело одного из его клонов.

– С татуировкой? – уточнила я.

– Да. Для Влада это было очень важно. Уж не знаю, опасался ли он, что вы можете потребовать эксгумацию.

– Я действительно настолько долго не могла поверить в его смерть, что меня посещали такие мысли.

Этот разговор заставил меня перенестись на три года назад и почти физически прочувствовать боль, которую я тогда испытывала. Тогда я еще не знала, что всего лишь год спустя меня ждет куда более сильное потрясение. И все-таки тоска, связанная с уходом Влада сильно сдавливала душу.

– И что в итоге? Он растворился и превратился в ангела?

Я поняла, что злюсь на Влада, и Фишер уловил это.

– Он не мог вам рассказать всей правды. Это было моим основным условием. Важно было хранить этот метод в секрете. Но я его обманул.

Я считал его опасения по поводу лишнего гена, носителем которого он был, безосновательными, и не хотел, чтоб такой великий человек повесился или застрелился из-за необоснованного предубеждения.

Поэтому все что я сделал с ним – это просто ввел под общий наркоз на время. Очнувшись, он верил в то, что, по сути, уже мертв. Но это было не так.

– Влад жив?

– Не знаю. Он очень далеко. И очень стар.

– Поясните.

– Наберитесь терпения, душа моя. У меня для вас две истории. Я не знал, с какой начать. Дело в том, что только рассказанные вместе, они сложатся в целостную картину. Но сначала мы попьем чай, – безапелляционно заявил он.

И в эту минуту как по мановению волшебной палочки, в кабинет вкатился столик на вращающихся во все стороны колесиках. Толкала его пышнотелая женщина с добрым лицом. Она чем-то напомнила мне Серафиму – кормилицу Влада из деревни Солнечная.