задобрены Иоакинфом Даниловым – супругом Марии Даниловой, «чтобы не свирепы были». Их посещал племянник Данилова Иродион, их наставница мать Мелания и другие, сочувствовавшие им. Однако когда об этих посещениях стало известно в Москве, то 23—24 марта 1675 г. был составлен указ о расследовании того, что делается в тюрьме. В Боровск внезапно прибыл подьячий Павел, который «с пристрастием» расспрашивал сотников.

В результате у узниц были отобраны книги, иконы, одежда и пища, а охранявшие их сотники были сосланы простыми солдатами в Белгород на «вечное житье». Положение узниц ухудшилось. Худая одежда их за это время истлела, яма кишела всякими насекомыми и гадами. Пищу им давали самую скудную: «а когда ясти подадут, тогда пить не дают; а когда пить подадут, тогда ясти не подадут». Но и в этих нечеловеческих условиях мученицы продолжали творить непрестанную молитву, навязав из тряпиц пятьдесят узлов вместо отобранных четок и по ним, словно по «небесовосходной лествице», устремляясь в иной мир.

Вскоре было начато новое расследование. 29 июня 1675 г. был прислан дьяк Федор Кузмищев, который «мучениц истязал». В конце июля 1675 г. на площади в срубе были сожжены 14 боровских узников, в том числе бывший слуга Морозовой Иван и ее соузница инокиня Иустина. По распоряжению дьяка Кузмищева боярыню Морозову и княгиню Урусову из опустевшего после казни острога перевели в новоустроенную земляную тюрьму, в «пятисаженные ямы», а Марию Данилову поместили в тюрьму, где «злодеи сидят». Под страхом смерти охранникам запретили давать заключенным пищу и питье…

Первой не выдержала княгиня Евдокия Прокопьевна Урусова – она скончалась 11 сентября 1675 г. «Феодора тремя нитьма во имя единосущныя Троицы пови тело любезныя сестры своея и соузницы Евдокии, и увязав вервью». Воины же извлекли за веревку ее тело из земляной ямы и сначала хотели тайно зарыть в лесу. Но и после смерти она не давала покоя мучителям. Не только живую, но и мертвую они боялись выпускать ее на волю. Тело княгини, по указу царя, закопали внутри острога.

Тогда к Морозовой, уже изможденной от «глада и жажди, и от задухи, и вшей», перевели Марию Данилову. Чувствуя приближение смерти, боярыня в последний раз «взалкала», проявив человеческую слабость, призвала стражника и попросила: «Рабе Христов! Есть ли у тебя отец и мати в живых или преставилися? И убо аще живы, помолимся о них и о тебе, аще же умроша – помянем их. Умилосердися, раб Христов! Зело изнемогох от глада и алчу ясти, помилуй мя, даждь ми колачика». Стражник же отвечал: «Ни, госпоже, боюся». Тогда боярыня снова попросила его: «И ты поне (хотя бы – К. К.) хлебца». «Не смею», – отвечал стражник. Умоляла боярыня дать ей «мало сухариков», яблочко, огурчик, и всякий раз слышала отказ. Тогда она попросила исполнить ее последнюю просьбу: похоронить рядом с сестрою. Позвав другого стражника, она отдала ему свою рубашку и попросила постирать ее на реке: «Се бо хощет мя Господь пояти от жизни сея, и неподобно ми есть, еже телу сему в нечисте одежди возлещи в недрех матери своея земли». Стражник пошел к реке, «платно (полотно – К. К.) мыяше водою, лице же свое омываше слезами».

В ночь с 1 на 2 ноября 1675 г. старице Мелании, находившейся в отдаленной пустыни, было видение: явилась к ней во сне инокиня Феодора, одетая в схиму и куколь «зело чюден», сама же была «светла лицем и обрадованна». В своем схимническом облачении Феодора была прекрасна. Чудный свет исходил от нее. Она осматривалась по сторонам и руками ощупывала свои новые одежды, удивляясь красоте небесных риз. Также она непрестанно целовала образ Спасителя, который находился рядом с ней, и кресты, вышитые на схиме. И делала она это долго, пока старица Мелания не пробудилась от сна…

В эту ночь в Боровской темнице святая Феодора умерла от голода. Тем самым духовный поединок между царем и боярыней закончился, и в глазах народа она навеки осталась победительницей. «Народ воспринимал борьбу царя и Морозовой как духовный поединок (а в битве духа соперники всегда равны) и, конечно, был всецело на стороне „поединщицы“. Есть все основания полагать, что царь это прекрасно понимал. Его приказание уморить Морозову голодом в боровской яме, в „тме несветимой“, в „задухе земной“ поражает не только жестокостью, но и холодным расчетом. Дело даже не в том, что на миру смерть красна. Дело в том, что публичная казнь дает человеку ореол мученичества (если, разумеется, народ на стороне казненного). Этого царь боялся больше всего, боялся, что „будет последняя беда горши первыя“. Поэтому он обрек Морозову и ее сестру на „тихую“, долгую смерть. Поэтому их тела – в рогоже, без отпевания – зарыли внутри стен боровского острога: опасались, как бы старообрядцы не выкопали их „с великою честию, яко святых мучениц мощи“. Морозову держали под стражей, пока она была жива. Ее оставили под стражей и после смерти, которая положила конец ее страданиям»[43].

В 1682 г. на месте захоронения сестер-мучениц Соковниных их братьям Феодору и Алексею удалось положить каменную плиту – это был чуть ли не единственный случай в истории старообрядчества, когда мученическая могила была как-то отмечена. В начале XX в. здесь был установлен памятник, при советской власти разрушенный. Ныне в нескольких шагах от могилы установлен деревянный крест, а рядом на средства, собранные старообрядцами не только всей России, но и многих других стран, возведена часовня-памятник во имя святых мучениц и исповедниц Феодоры (Морозовой) и Евдокии Урусовой и иже с ними пострадавших за правоверие в XVII в. Тем самым словно сбываются пророческие слова из любимого старообрядцами духовного стиха о боярыне Морозовой…

«Соловецкое сидение»

Пусть мы головы положим,

Да по-старому послужим,

Слуги вечны Богу будем

И во Царствии пребудем!

Духовный стих «Соловецкое сидение»

В 1668 г. началась беспримерная в русской истории осада царскими войсками главной святыни Русского Севера – Соловецкого монастыря, с самого начала никоновской реформации ставшего одним из главных оплотов старой веры. «Соловецкий монастырь был четвертой по значению обителью северной Руси – первым форпостом христианства и русской культуры в суровом Поморье, в „лопи дикой“, опередившим и направлявшим поток русской колонизации… Преподобные Зосима и Саватий выдержали необычайно суровую жизнь на острове, но уже Зосима, настоящий организатор монастыря, представляется нам не только аскетом, но и рачительным хозяином, определившим на века характер северной обители. Соединение молитвы и труда, религиозное освящение культурно-хозяйственного подвига отмечает Соловки и XVI и XVII веков. Богатейший хозяин и торговец русского Севера, с конца XVI века военный страж русских берегов (первоклассная крепость), Соловки и в XVII веке не перестают давать Русской Церкви святых»[44].

Мирная жизнь обители продолжалась до 1653 года, когда патриарх Никон при поддержке царя Алексея Михайловича начал церковную реформу, расколовшую русское общество на два непримиримых лагеря. Еще в 1658 г., 8 июня, состоялся Соловецкий «черный» собор (т.е. иноческий) по поводу разбора присланных из Москвы новопечатных книг. Принесли книги, стали их читать и просматривать, увидели «чины нововводные», хулу на двуперстное крестное знамение, которым знаменовались святые Зосима и Саватий Соловецкие, Сергий Радонежский и Кирилл Белозерский. «Видите, братия, – со слезами на глазах сказал архимандрит Илия, – последнее время: восстали новые учители и от веры православной и от отеческаго предания нас отвращают, велят нам служить на ляцких крыжах по новым служебникам. Помолитесь, братия, чтобы нас Бог сподобил в православной вере умереть, яко же и отцы наши, и чтобы латынской службы не принимать». После тщательного изучения текстов новопечатных книг и сверки их с древними рукописями (в Соловецком монастыре была богатейшая по тому времени библиотека древних манускриптов) собор вынес решение: «Новых книг не принимать, по ним не служить и за отца архимандрита стоять…»

Новые книги были снесены в «казенную палатку», а иноки Соловецкого монастыря продолжали служить по старым книгам. Вместе с тем в течение нескольких лет они написали царю пять челобитных, в которых умоляли его лишь об одном: разрешить им оставаться в вере своих отцов. «По преданию Никона, патриарха бывшаго, и по новоизложенным его книгам, проповедают нам