И уставилась на сидевшего всего в нескольких сантиметрах от нее Титова. Она даже ощущала тепло его тела и специально подобрала ноги, чтобы не касаться Виктора.

Вика ожидала всего, чего угодно — что Титов будет все отрицать. Разгневается. Начнет кричать. Устроит истерику. Обвинит ее в том, что она выдумывает страшные вещи. Даже полезет душить ее.

Но вместо этого Виктор, мило улыбнувшись, одарил ее пронзительным взглядом своих арктически-ледяных глаз и совершенно спокойно произнес:

— А что мне оставалось делать, Вичка? Этот типок копошился в моем прошлом, пытаясь нарыть на меня то, что принято сейчас называть компроматом. Причем с единственной целью: разлучить нас. Тебя и меня. Вот и пришлось от него избавиться. Да и к тому же, как я тебе говорил, этот тупой качок тебе не пара. Совсем не пара. И я не мог допустить, чтобы он в ближайшем будущем женился на тебе, Вичка. Вот поэтому я его и убил…

И он снова улыбнулся.

Потрясенная признанием Титова, Вика не знала, как на него реагировать. Дверь раскрылась, появилась мама с уродливой керамической вазой в руках.

— Ой, а почему цветы лежат в мусорном ведре? — произнесла она в недоумении.

На что Виктор ответил:

— Они Вичке не понравились. Я пойду сейчас куплю розы.

Мама, сердито взглянув на дочку, извлекла букет хризантем из ведра и аккуратно поставила в вазу.

— Дочка, нельзя же быть такой эгоисткой! Витя пришел, кстати, единственный из школы, чтобы навестить тебя, принес такие шикарные цветы, а ты так ведешь себя… Куда бы их поставить?

Мама явно не знала, куда деть вазу с цветами, а Титов галантно произнес, забирая у нее вазу:

— Разрешите мне?

— Мама, он только что признался, что… — Вика смолкла, потому что заметила, как Титов замер позади мамы, высоко подняв над головой вазу с хризантемами — со стороны это выглядело так, как будто он был готов со всей силы опустить вазу на затылок ничего не подозревавшей мамы.

— Извини, я не расслышала, что ты сказала, дочка? — спросила мама, не видя, что разыгрывается за ее спиной, а Титов, усмехаясь, сделал движение вазой вперед, явно давая понять Вике, наблюдавшей за всем этим немигающим взором, что он готов убить ее маму — здесь и сейчас.

Если она что-то скажет.

— …что ошибся в выборе цветов, — выдавила из себя Вика.

А Виктор, ставя вазу на подоконник, произнес:

— Я так и знал, что хризантемы вашей дочке не нравятся. Розы в самом деле были бы лучше.

В палату вошел отец и, поправив очки, произнес:

— Ах, Витя, молодец, что заглянул. Я только что говорил с твоим лечащим врачом, дочка, его младший сын, кстати, учится у меня в университете на юридическом. Так вот, он сказал, что ничего серьезного, просто нервы…

Ничего серьезного? Вика в изнеможении откинулась на подушки. Да, в самом деле ничего серьезного — только Титов прошедшей ночью убил Игоря.

А так все тип-топ, беби.

— Думаю, Вике надо отдохнуть, — произнес нейтральным тоном Виктор, увлекая за собой родителей. — Давайте не будем ей мешать и выйдем в коридор.

Они удалились, а Вика, выждав несколько мгновений, откинула одеяло и опустила ноги на пол. А затем босиком подбежала к неплотно прикрытой двери и прислушалась к голосам в коридоре.

До нее донесся приглушенный голос Титова, который, судя по всему, учил ее родителей уму-разуму, что они, конечно же, не понимали. Как и то, что он — убийца-рецидивист и психопат-манипулятор по совместительству.

— …подлинный шок. Все же не следует забывать, что она была привязана к этому полукриминальному качку… Как его?.. Игорю Ломакину…

Вику передернуло от отвращения — и почему никто, кроме нее, не видит, что за мразь этот Виктор Титов? Остальные считают его благовоспитанным, интеллигентным, милым юношей, к тому же пережившим столь ужасную трагедию — смерть обоих родителей во время пожара.

К слову, им же самим и организованного.

— Но у них ведь ничего серьезного не было? — послышался обеспокоенный голос отца, который на полном серьезе обсуждал с убийцей Игоря любовную жизнь своей дочери.

— Нет, нет, — заверил Титов. — Однако могло бы, так что, как ни прискорбно это говорить, этот типок умер вовремя. Понимаю, такие вещи обычно вслух не произносят, но этот Ломакин был настоящим Казановой и разбивателем девичьих сердец. И, вы уж извините великодушно, целок. Он бы причинил Вичке столько горя. Хорошо, что он умер!

И родители, ее родители, взрослые адекватные люди, ничего не возразили на эти кошмарные слова, а, кажется, наоборот, даже поддержали высказывания убийцы.

Вика боролась с сиюминутным желанием распахнуть дверь и закричать на весь коридор:

«Он знает, о чем говорит! Потому что он и убил Игоря!»

Но в итоге она не сделала это, вспомнила, что имеет дело с крайне опасным субъектом. Титов ведь только что угрожал убить маму — и Вика, зная о тех кошмарных вещах, совершенных им уже, была уверена, что он без колебаний приведет в исполнение эти угрозы, если поймет, что ему что-то угрожает.

Поэтому она вернулась в постель, накрылась одеялом с головой и притворилась спящей.

Через некоторое время скрипнула дверь, в палату кто-то вошел. Она ощутила, как этот кто-то заботливо поправил одеяло, а потом услышала до ужаса знакомый, тихий вкрадчивый голос:

— Вичка, на твоем месте я бы молчал. Потому что тебе все равно никто не поверит, сочтут бреднями экзальтированной особы. А твои родители, чего доброго, еще подключат психиатра и запрут тебя в дурку. А там мало хорошего, поверь мне.

Вика, понимая, что и Титов понимал, что она не спит, а внимает его страшным словам, все же не шевелилась, чувствуя, что холод сковывает ее тело и что она элементарно боится пошевелиться.

— Я же знаю, что ты не спишь, Вичка. Так что учти — я охраняю тебя денно и нощно. На меня ты, в отличие от этого фанфарона Игорька, можешь положиться. Тем более что он теперь будет гнить на кладбище.

Вика тихо заплакала, горячие слезы потекли по щекам, и ей было все равно, заметил ли Титов это или нет.

— Ну, не горюй, потому что он этого не заслуживает. Подумай о том великолепном будущем, которое тебя ожидает. Я ведь предотвратил множество бед — думаешь, вы бы поженились? Вряд ли. Этот типок нашел бы себе другую шлюшку. Наш Игорек ведь всегда думал своим членом, и тебе это было отлично известно.

Вика продолжала беззвучно плакать.

— А если бы и поженились, то разве ты не знаешь, что почти все браки, заключенные в восемнадцать, распадаются в течение десяти лет? Статистика, Вичка, великая вещь! Ты бы забеременела, сидела дома с сопливыми детишками, не смогла бы сделать карьеру, а твой красавец-муженек пропадал бы по вечерам, а то и по ночам. Шлялся бы по бабам, а в итоге огорошил бы тебя, беременную очередным горластым чадом, новостью о том, что прошла любовь, завяли помидоры и что он уходит к какой-нибудь другой Вичке — конечно же, помоложе и пошалавистее…