Дэн отложил сценарий и взглянул на сестру, серьезно и печально.

— Дженни, я не хочу, — сказал он. — В пятницу я пойду к Дэку играть в приставку, а потом поеду в Бруклин с Ванессой и компанией. Как всегда.

Дженни пнула ножку стула, как маленькая.

— Почему, Дэн? Почему же ты не хочешь пойти?

Дэн покачал головой, горько усмехаясь:

— Потому, что нас не позвали. И не позовут. Забудь, Джен. Мне очень жаль, но ничего не поправить. Мы не такие, как они, и ты это знаешь. Блэр Уолдорф, Серена Ван дер Вудсен и все их друзья принадлежат к иному миру.

— Почему же ты все время хнычешь? Я с ума схожу, — сказала Дженни, закатывая глаза.

Она встала, швырнула тарелки в раковину и принялась яростно работать губкой. Затем резко развернулась и уперла руки в бока. На ней была розовая фланелевая рубашка, темные кудри торчали во все стороны — накануне она легла спать с мокрой головой. Она выглядела как миниатюрная домохозяйка — с грудью на десять размеров больше, чем все тело.

— Плевала я на тебя. Я иду на вечеринку, — заявила она.

— На какую вечеринку? — В дверях кухни появился мистер Хамфри.

На конкурсе отцов, позорящих детей, Руфус Хамфри завоевал бы первый приз. На нем была белая майка с кругами пота под мышками и красные семейные трусы. Он почесывал промежность. Лицо покрывала разномастная щетина, где седая и густая, где легкая небритость, а где плешь. Курчавые седые волосы всклокочены, карие глаза словно подернуты пеленой. За каждым ухом торчало по сигарете.

Дженни и Дэн молча уставились на отца.

Затем Дженни вздохнула и вернулась к тарелкам.

— Забудь, — сказала она.

Дэн ухмыльнулся и откинулся на стуле. Их отец не выносил пафосного Верхнего Ист-Сайда. Он отправил Дженни в Констанс ради хорошего образования и отчасти потому, что когда-то встречался с одной из тамошних учительниц английского. Но он все опасался, что Дженни попадет под влияние одноклассниц, «дебютанток», как он их презрительно называл.

Дэн знал, как отец отнесется к вечеринке.

— Дженни хочет выйти в высший свет, — сказал он.

Мистер Хамфри выудил из-за уха сигарету, вста¬вил в рот и начал перекатывать между губами.

— По какому случаю? — осведомился он.

Дэн покачался на стуле с ухмылкой на губах. Дженни выключила воду и яростно взглянула на него, готовая убить, если он скажет еще хоть слово.

— Только послушай, — сказал Дэн. — Они собирают деньги в помощь сапсанам Центрального парка. Наверное, хотят выстроить им птичьи особняки. Будто тысячи бездомных людей не нуждаются в этих деньгах куда больше.

— Да заткнись ты! — разъяренно бросила Дженни. — Хватит строить из себя всезнайку. Обычная вечеринка. Я и не говорила, что там какой-то суперповод.

— Повод? — прогремел отец. — Стыдись, дочь. Этим людям нравятся птицы, потому что это красиво. Они, видите ли, чувствуют себя на лоне природы, будто на загородных виллах в Коннектикуте или Мэне. Птички украшают их жизнь. Пускай этот класс бездельников сам выдумывает помощь, которая никому не нужна!

Дженни облокотилась спиной о разделочный стол и уставилась в потолок, пытаясь не слушать отца. Она слышала такие речи не первый раз. Они ничего не меняли. Она по-прежнему хотела пойти.

— Я только хочу немного праздника, — упрямо сказала она. — К чему столько шума?

— К тому, что я не хочу, чтобы ты привыкала к этой чепухе и вела себя как дебютантка. Станешь такой же, как твоя мать, которая липнет к богатым, потому что боится думать сама, — завопил отец. Небритое лицо побагровело. — Черт подери, Дженни. Ты все больше становишься похожа на свою мать.

Дэн почувствовал себя гадко.

Их мать сбежала в Прагу с каким-то графом или князем и стала его содержанкой. Он одевал ее, он оплачивал ее номера, а она ходила по магазинам, ела, пила и рисовала цветочки. Пару раз в год она писала детям письма и время от времени присылала нелепые подарки. На прошлое Рождество Дженни получила платье немецкой крестьянки, на десять размеров меньше, чем нужно.

Зря отец сказал, что Дженни похожа на мать. Это было некрасиво и несправедливо.

Дженни готова была разрыдаться.

— Пап, прекрати, — сказал Дэн. — Все равно нас не звали на вечеринку. Мы в любом случае не смогли бы пойти.

— Вот видите! — победно сказал мистер Хамфри. — Да и зачем вам тусоваться с этими снобами?

Дженни остекленело уставилась в пол. Дэн встал со стула.

— Одевайся, Джен, — мягко сказал он. — Я провожу тебя к остановке.

На шестиминутной перемене между латынью и физкультурой Нейт завернул в компьютерный класс. У них с Блэр было заведено каждую среду отправлять друг другу короткое любовное послание (ладно, ладно, это придумала Блэр), чтобы школьная неделя не казалась такой длинной и скучной. Еще два дня — и выходные, когда они смогут провести столько времени вдвоем, сколько душа пожелает.

Но в ту среду Нейт и не думал о Блэр. Он хотел написать Серене. Прошлым вечером, вернувшись от друзей, с которыми смотрел бейсбол, он обнаружил на автоответчике ее послание. Ее голос казался печальным, одиноким и очень далеким, будто она не жила всего в полутора кварталах от него. Нейт ни разу не слышал в ее голосе такой тоски. И с каких это пор Серена Ван дер Вудсен ложится спать в десять часов?

Нейт сел за гудящий компьютер. Щелкнул по кнопке «Создать сообщение» и написал Серене на ее старый адрес в Констанс. Он не был уверен, станет ли она проверять почту, но попытка не пытка.

КОМУ: [email protected]

ОТ КОГО: [email protected]

Привет. Что случилось? Я получил твое сообщение. К сожалению, меня не было дома. Увидимся в пятницу, хорошо?

С любовью, Нейт.

Затем он открыл папку «Входящие». Там лежало письмо от Блэр. Они не говорили с самого приема в ее доме.

КОМУ: [email protected]

ОТ КОГО: [email protected]

Дорогой Нейт!

Я очень соскучилась. Я ждала, что понедельник будет для нас особенным. Когда нас прервали, я хотела предложить тебе заняться тем, о чем мы давно говорили. Думаю, ты догадался, о чем я. Видимо, время было не совсем подходящим. Я только хотела сказать, что по-прежнему хочу. Раньше я не была готова, а теперь готова. Мама и Сайрус уезжают в пятницу, и я хочу, чтобы мы провели ночь вместе. Я люблю тебя. Позвони.

С любовью, Блэр.

Нейт дважды перечитал письмо и закрыл его, чтобы оно не стояло у него перед глазами. Была только среда. Насколько велика возможность того, что Блэр ничего не узнает о них с Сереной, если Серена и Блэр — лучшие подруги, ничего друг от друга не скрывают и видятся каждый день? Ничтожно мала. Да еще Чак Басс. Вот кто не станет хранить тайну.