Я вздохнул:

– Просто услышал очередной прогноз от твоего приятеля Колдинга. Этого вполне достаточно.

– Жаль!

– Есть и еще кое-что. Это гложет меня с той минуты, когда я выбрался из капсулы.

Подошел манекен. Я предоставил Грете заказать что-нибудь для меня.

– Можешь со мной поделиться, – сказала она, когда манекен удалился.

– Это нелегко.

– Значит, что-то личное? Катерина? – Она помолчала. – Извини. Мне не следовало вмешиваться.

– Нет, не Катерина. Во всяком случае, не совсем. – Но, уже договаривая эти слова, я знал, что в каком-то смысле речь пойдет о Катерине и о том, сколько минует времени, прежде чем мы увидимся вновь.

– Продолжай, Том.

– Прозвучит это глупо, но… но я до сих пор гадаю, все ли здесь со мной откровенны. И не только Колдинг. Ты тоже. Когда я выбрался из капсулы, то чувствовал себя точно так же, как и в тот раз, когда слетал к Разлому. Пожалуй, даже хуже. И не мог отделаться от ощущения, что пролежал в капсуле долго. Очень долго.

– Иногда такое случается.

– Я знаю разницу, Грета. Можешь мне поверить.

– Так что ты этим хочешь сказать?

Проблема состояла в том, что я не был уверен в своих выводах. Одно дело – испытывать смутное подозрение по поводу того, сколько я пробыл в капсуле. И совсем другое – обвинить мою хозяйку во лжи. Особенно такую гостеприимную хозяйку.

– У тебя есть хоть какая-то причина лгать мне?

– Прекрати, Том. Сам-то понимаешь, о чем спросил?

Едва я поделился своим подозрением, как и мне оно показалось абсурдным и оскорбительным. Очень захотелось повернуть время вспять и начать разговор сначала, избежав этой оплошности.

– Прости. Глупость ляпнул. Просто спиши это на сбитые биоритмы или найди еще какую причину.

Она подалась вперед и взяла меня за руку, как уже делала утром. Только сейчас не выпускала ее.

– Ты правда чувствуешь себя не в своей тарелке?

– Увертки Колдинга мне не помогают, уж это точно.

Официант принес вино и поставил на столик. Бутылка звякнула от прикосновения его изящных стеклянных пальцев. Он наполнил два бокала, я глотнул из своего.

– Может, если бы рядом был кто-нибудь из моей команды, мне было бы легче. Да, ты сказала, что не стоит будить Сюзи и Рэя, но это было до того, как однодневная задержка превратилась в недельную.

Грета пожала плечами:

– Если хочешь их разбудить, никто тебе не помешает. Но не думай сейчас о делах. Давай не будем портить замечательный вечер.

Я взглянул на небо. Оно стало ярче, обретя безумную мерцающую насыщенность, достойную кисти Ван Гога.

Даже взгляд на звездный купол пьянил и наполнял восторгом.

– Да что может его испортить? – спросил я.

Кончилось все тем, что я перебрал лишнего и переспал с Гретой. По поводу Греты судить не берусь, что тут сыграло главную роль – вино или охлаждение ее отношений с Марселем. Во всяком случае, обольстительницей стала она, ведь именно ее замужество не удалось. Я всего лишь беспомощная жертва. Да, я поддался соблазну, но в этом нет моей вины. Я был один, вдали от дома, эмоционально уязвим, а она этим воспользовалась. Размягчила меня романтическим ужином, а капкан уже был взведен.

Хотя, если честно, все это лишь жалкое самооправдание. Если мой брак действительно настолько крепкий, то почему я не упомянул Грету в сообщении домой? Пощадил чувства жены? Да нет, теперь-то я отчетливо понимал, что умолчал о Грете по совершенно иной причине. Уже тогда я знал, что мы наверняка окажемся в одной постели.

Проблема заключалась лишь в том, что у Греты на уме было совсем иное.

– Том, – сказала Грета, пробуждая меня легким толчком. Она лежала рядом обнаженная, опираясь на локоть. Бедра были прикрыты мятыми простынями. Свет в комнате превратил ее тело в абстрактную фигуру из молочно-голубых изгибов и темно-фиолетовых теней. Проведя черным ногтем по моей груди, она сказала: – Тебе надо кое-что знать.

– Что?

– Я солгала. Колдинг солгал. Мы все солгали.

Я был еще слишком сонный, и ее слова меня лишь слегка встревожили. Я смог лишь повторить:

– Что?

– Ты не на станции Саумлаки. И не в секторе Шедар.

Тут я проснулся окончательно.

– Повтори.

– Маршрутная ошибка оказалась гораздо более серьезной, чем мы тебе сказали. Она унесла вас далеко за пределы Локального Пузыря.

Я стал искать в душе гнев, хотя бы негодование, но испытал лишь головокружительное чувство падения в бездну.

– Насколько далеко?

– Гораздо дальше, чем ты считаешь возможным.

Следующий вопрос был очевиден:

– За Разлом Орла?

– Да, – подтвердила она. – За Разлом Орла. И очень далеко.

– Мне нужно знать все, Грета.

Она встала, потянулась к халату:

– Тогда одевайся. Я покажу.

Все еще ошеломленный, я побрел следом за Гретой.

Она снова привела меня в купол. Тут было темно, как и накануне вечером, лишь маячками светились лампы на столах. Я предположил, что освещение на станции Саумлаки (или как ее там?) подчиняется лишь прихоти своих обитателей и вовсе не обязано соответствовать какому угодно циклу «день-ночь». Но все же не очень-то приятно обнаружить, что им управляют настолько произвольно. И если Грета может выключать освещение, когда ей вздумается, неужели никто не станет возражать?

Но возражать здесь было попросту некому. Компанию нам составлял лишь стеклянный манекен, стоявший наготове с салфеткой, переброшенной через согнутую руку.

Мы сели за столик.

– Хочешь выпить, Том?

– Спасибо, нет. Я сейчас не в настроении. И на то есть кое-какие причины.

Она коснулась моего запястья:

– Моя ложь – во спасение. Я не могла открыть тебе правду, всю и сразу.

Я отдернул руку:

– Разве не мне об этом судить?.. Так в чем заключается твоя правда?

– Она тебе не понравится, Том.

– Ты говори, а я уж сам как-нибудь разберусь.

Я не заметил ее движения, но внезапно купол снова наполнился звездами, совсем как накануне вечером.

Картина дрогнула и устремилась наружу. Белым снегопадом хлынул поток звезд. Разноцветными клочьями проносились мимо призрачные туманности. Это ощущалось настолько реально, что я ухватился за стол, борясь с головокружением.

– Спокойно, Том, – прошептала Грета.

Звездный поток отклонился, сжался. Надвинулась и скрылась позади сплошная стена межзвездного газа. Теперь возникло впечатление, что мы унеслись за пределы чего-то, выскочили из сферы, обозначенной лишь расплывчатыми арками и сгустками газа в тех местах, где его плотность резко возрастала.