Сжимая и разжимая кулаки, прикидывала в уме, что делать. Сбежать? Не вариант. Давить на отца станут сразу же. Терпеть все это? А что дальше? Что еще он со мной сделает?

Неконтролируемая истерика грозила вылиться во что-то большее, чем слезы. Я как загнанный зверь металась по квартире, и нигде не находила себе места. Вся охрана локализовалась за дверью, свидетелей не было.

В доме вообще никого не было. Квартира встретила меня мертвой тишиной. И сейчас я окончательно осознала, насколько плачевно мое положение. Я — пленница. Без права на выбор, без права на голос.

Ну раз так, то получи, фашист, гранату. С твёрдым намерением разнести здесь все, я зашла в кабинет Леши и снесла полки с дорогим пойлом. На, получи! Схватила стул и саданула еще пару раз по идеально стоящим бутылкам разного калибра. Идеально. Звон битого стекла звучал так прекрасно. Что-то вместе с бутылками треснуло и во мне.

Любишь выпить?

Перебьешься!

Если я не могу тебя ударить в ответ на то, что ты совершил, то вполне могу разнести твою квартиру с большим удовольствием. Понимала, конечно, что это вряд ли уж сильно его расстроит, но сделать гадость требовала душа.

Никто не вошел ко мне, никто не попытался остановить. На пойле я, разумеется, не закончила. Перешла в спальню, где с особым удовольствием вытянула все рубашки, идеально отглаженные, белые, синие, и разрезала их кухонным ножом. Самым большим и острым!

Много чего еще гаденького я совершила, в общей сложности кураж длился больше часа. А когда шоры ненависти упали, я поняла, что мне в принципе уже конец. Перевернутая мебель, раскуроченные пуфики, разорванная одежда…

Сев на огромный пуф, ощутила ту самую давящую боль в груди. Нож со свистом упал на пол. Острым концом впился в ламинат. Реальность погружалась в тягучую патоку.

Я с трудом дошла до своей комнаты, цепляясь за стенки. Дыхания не хватало. Мне все сложнее удавалось передвигать ногами.

За каждый проступок приходится расплачиваться.

Мира, ты знаешь ведь, что заслужила это. Ты все это заслужила. Ступая по битому стеклу в домашних тапочках, я обливалась слезами теперь не от горечи за отца, а от душевной боли.

Заслужила.

Глаза заволокло пылью прошлого. Закрываешь их и видишь все, проживаешь вновь, умираешь снова. Противные картинки продолжали мелькать. Мама, папа. Нет, хватит. Это сильно больно.

Дышала через раз, пытаясь сконцентрироваться на простых вещах. Мира, ты должна всего лишь сбавить шаг. Вот. Ноги передвигались, но как будто были отдельно от меня. Я в целом не владела полностью своими конечностями, но никаких огорчений не было. Была только боль, моя личная и всепоглощающая.

Дойдя до кровати, я упала лицом в подушку. Кричала, билась, но все равно в мозгу маячила одна лишь мысль: я ничего уже не смогу исправить. Ни сейчас, ни потом.

С этими мыслями и проспала аж до утра, пока не услышала странный шорох в квартире. Первая мысль «Леша приехал», но выглянув через дверь, увидела злобных охранников и двух уборщиц. Они в поте лица убирали все то, что я наворотила. А виновника торжества, конечно, не было.

Сразу стало стыдно. Я вот совсем не подумала, что это все он может и не увидеть, прикажет по телефону убрать и чихать ему хотелось. Наверняка деньги куры не клюют. Быстро все заменит, даже глазом моргнуть не успеет. А хуже сделала я только себе.

— Доброе утро, — выдавила из себя, когда зашла на кухню. Женщина за сорок как раз убирала осколки в огромный мусорный мешок.

— Здравствуйте, — она не смотрел на меня, целиком погружена в работу. Неужели у них подобное в порядке вещей?

— Извините, что доставила…вам неудобства.

Она улыбнулась несмело, но все-таки не стала расспрашивать, лишь коротко выдала:

— Лешенька хороший человек, просто недолюбленный…Но светлый. Вы не обижайте его, деточка.

Лешенька? Какой он Лешенька? Я вот не смогла бы обратиться к нему так. Не после того, что он совершил! Не обижать? Это кто кого обижает вообще?!

— Знаете, внешность обманчива, да и вам он знаком явно с одной стороны.

Звучало грубо. Грозно, невоспитанно, но меня просто возмутило такое отношение к нему. Нет, я все понимаю. Это босс, он бог и царь, без вопросов. НО! Видно же, что ведет себя, как подонок! Лешенька!

— Он знаком мне со всех сторон, — отложила совок и посмотрела на меня уже не так дружелюбно. — Он мою дочь с того света достал, денег дал, связями помог. Если бы не он… — женщина вдруг сжалась вся, скукожилась. — Не было бы моей Катеньки уже. А она такая молоденькая, всего двадцать три…Помог. И я по гроб жизни ему должна буду.

Воздух разом вышел из легких. Вот оно как.

— Да и не заслужил он того, что с ним случилось. И жена его бывшая, паскуда окаянная! Увидела бы — собственноручно задушила бы! Прошмандовка та еще! — очень быстрый разбег от милой женщины до свирепой мегеры смогла я тогда наблюдать.

— О чем вы? — проглотила вязкую слюну и присела на краешек стула.

— А о том! Сбежала с любовником и прихватила все деньги, что были. Лешу тогда в больнице по частям собирали. Если бы не друг его…Тимурка, то все! Я тогда ходила и плакала над ним. Просила, чтобы боролся…несмотря на ни что…Уверена, что не просто так все случилось тогда… — глаза увлажнились, и женщина как будто окунулась в прошлое. — Родители его места себе не находили, молились всем Богам…

— Что случилось?

На кухне повисло неловкое молчание, я все ждала, что она продолжит, но нет.

— Язык без костей, отрезать бы мне его, чтобы не несла им! — сразу схватилась за ведро с водой и поскорее ретировалась из кухни, оставив меня в полном недоумении.

Нет, я, конечно, многое услышала в день возращения его бывшей, но момент с больницей стал полной неожиданностью. Не похож он на того, кто может расклеиться из-за чего-то, да и что значит «собирали по частям»? Я бы не сказала, что с виду он похож на инвалида…Обычно ведь после чего-то серьезного полностью восстановиться не могут. А тут все в порядке.

Загадки собирались снежным комом.

И никто не спешил их решать, потому что долгую неделю я так и оставалась одна, погруженная в свои страхи и болезненные переживания. Связи у меня не было, в универ, разумеется, не пустили со словами «больше не положено», что тоже не стало неожиданностью. Вряд ли меня теперь вообще хоть куда-то выпустят. Сердце ныло каждый день, но я упорно игнорировала боль. Такую боль можно проживать без проблем, словно комариный укус. Больше всего меня волновал отец. Я даже несколько раз спросила у самого доброжелательного, на мой взгляд, охранника.

— Не положено, — было мне ответом. Классический ответ на любой мой вопрос.

— Но я имею право знать, что с ним! Жив ли он хотя бы?! — сорвалась на крик. В последнее время я уже не могла контролировать эмоции.