языках Ближнего Востока, маори и аборигенов, север находится внизу, а юг наверху. Таким было расположение и на ранних картах, пока европейцы не начали строить свои империи и не перевернули карты, чтобы поместить себя наверху. Кроме того, они растянули верхнюю часть карты, чтобы их страны казались больше, поэтому экватор изображается ниже, чем на самом деле, а небольшая Гренландия кажется целым континентом. Если не верите, возьмите любую карту и посмотрите, где на ней изображен экватор. Он проходит не по центру, а под ним. На карте Старика Джумы Тасмания находится наверху мира и выглядит намного больше.

Я решил побеседовать кое-с-кем, кто родился на этой вершине мира, – с тасманийской аборигенной мыслительницей по имени Лорен (также известной как Блэки). Она вместе со своей женщиной живет в Сиднее и работает над диссертацией. Блэки интересно пишет о развитии и о том, как оно переплетается с аборигенными реалиями. Год назад я вырезал рыбацкий бумеранг из чайного дерева и подарил ей. На бумеранге представлены карты времени и места Старика Джумы, а также некоторые изображения муравья и бабочки из танца, над которым мы когда-то вместе работали. Рыбацкий бумеранг – это редкое оружие из Западной Австралии, о котором мало кто слышал.

Я получил разрешение вырезать такие бумеранги несколько лет назад и изготовил их великое множество. Они не похожи на обычные бумеранги: размером – с вытянутую руку, а формой напоминают угловатую запятую с острым концом. Старик Джума называет их ниндзя-звездами блэкфелла[16]. Они летят очень быстро, рассекают воду и поражают рыбу. При правильном изготовлении угол оружия помогает оценить, где на самом деле находится рыба, а не где ее видно в преломленном водой свете. Из использования этих бумерангов можно извлечь хорошие уроки об иллюзиях, перспективах и реалиях.

Изначально их изготавливали из твердой древесины, затем – из кровельного железа, когда оно появилось в стране в прошлом веке. Мне кажется, это многофункциональное, легко приспосабливаемое орудие идеально подходит, чтобы выразить нечеткие комплексы идей о времени и направлении, которые довольно трудно поймать в устной культуре, не говоря уже о культуре письменной.

Этот маленький, но смертоносный бумеранг я подарил Блэки, чтобы она могла носить его в сумочке для самозащиты, ведь статистика гласит, что аборигенной женщине небезопасно гулять по ночному городу.

Недавно я спросил Блэки, на какие мысли ее натолкнуло ношение бумеранга в сумке на протяжении года. Она ответила:

Когда закрываешь рукой один глаз, а потом другой, всё взлетает, хлопая крыльями, как бабочка. Меняет направление в зависимости от того, каким глазом смотришь. Весь символ поднимается от взмахов сильных крыльев, создающих восходящие потоки, которые расходятся по всей истории. Я полагаю, это часть трансформации. Когда мы сталкиваемся с народами, стремящимися к (не)ограниченному росту, нам просто нужно поймать импульс этих крыльев и взлететь ко всем чертям. Оторваться от их неустойчивых систем. Обычно говорят, что эти их модели не привязаны к месту, что они универсальны, но при этом часто упускают из виду пространство. Но мы, как носители идеи сопротивления, должны помнить о пространстве. Я думаю, что сейчас идет такое бурное возрождение всего, что связано с пространством, что даже блэкфелла упускают из вида космос, время, движение, измерение.

Блэки говорит об антиколониальных движениях, которые настолько рьяно отрицали западные системы мышления, что слишком сосредоточились на формах познания, а не бытия, в результате чего Аборигенное знание оказалось в плену теории, перестав быть частью повседневной жизни. С другой стороны, недавно появившаяся одержимость «онтологией» качнула маятник в обратную сторону, и теперь люди ищут аутентичные, но при этом уникальные и индивидуально окрашенные основы для того традиционного знания, о котором они рассказывают в различных СМИ.

Из-за этого брендинга и ребрендинга Аборигенного знания некоторые элементы могут теряться или искажаться. Это не похоже на замену древесины кровельным железом при изготовлении рыбацких бумерангов. Это как раз нормально, пример преемственности и приспосабливаемости в ответ на перемены. Скорее это можно сравнить с тем, как кто-то слышит шутку Старика Джумы о ниндзя-звездах блэкфелла и придумывает на ее основе историю Времени сновидений о японцах, приехавших в Австралию тысячи лет назад. Аборигенному знанию постоянно угрожают такие странные поправки и неверные толкования извне и изнутри. Физический апокалипсис завоевания прогремел, словно взрыв, но наш культурный армагеддон больше походит на нытье, на постепенное размывание и растаскивание общинного знания отдельными индивидами.

Мне доводилось слышать истории Времени сновидений, которые сочинялись в отрыве от троп песен или реальных мест. Я видел сложные, якобы аборигенные ритуалы, в основе которых лежали выдумки в стиле нью-эйдж. Один человек говорит: «Сегодня я провожу buddubigwan – это традиционное аборигенное слово обозначает тренинг», – и показывает презентацию в PowerPoint, в которой перемешаны доверительное падение[17], раскраска лица и пылкие, но путаные утверждения. Другой человек переводит Оксфордский словарь на один из аборигенных языков и придумывает новые аборигенные слова для понятий вроде «живая картина», «донкихотский» и «ксенофобия». Гениальный труд – но проблема в том, что культура адаптируется и эволюционирует во времени совсем по-другому. Как и всё долговечное, это должна быть коллективная работа, согласованная с паттернами творения, выработанными на основе жизни в определенной среде.

Новаторы, которые придумывают подобные вещи, утверждают, что наша культура постоянно меняется и приспосабливается, – и в этом они правы. Но настоящие культурные изменения не происходят в одностороннем порядке. Культурные новшества рождаются из глубоких отношений между землей, духом и группами людей. Если некто достиг «высокой степени» в традиционном знании, будучи при этом тесно связанным с землей, преданиями, духом и общиной, – он может услышать во сне песню. Но чтобы эта песня стала частью культуры, она сперва должна быть принята людьми и пройти через множество исполнений, постепенно видоизменяясь. Кроме того, такая песня может быть обнаружена только при помощи ритуального процесса, который данная община вырабатывала на протяжении тысячелетий. Важна не столько песня сама по себе, сколько процесс функционирования общинного знания, который ее порождает.

Большинство долгосрочных культурных инноваций возникает в простонародных практиках и формах, которые развиваются посредством повседневных взаимодействий между людьми и местом, органично адаптируясь. Когда этим процессам не препятствует произвольный контроль и намерения высокопоставленных лиц, они разворачиваются, следуя паттернам творения.

В течение долгого времени я тщательно наблюдал за тем, как появляются подлинные простонародные инновации в моей культуре. Я знаю, как они выглядят в своем естественном виде. В начале этого тысячелетия я был вовлечен в формирование нового погребального ритуала – это была церемония вскрытия надгробия, которая проводится примерно через год после похорон умершего. Церемония возникла в общине, на