— Пойдем, Милорд! Тут пируют только крысы.

И тут месье Риве разглядел, что именно с таким аппетитом грызут мерзкие создания: это была человеческая нога. Его взгляд скользнул дальше, и он увидел полы сюртука.

Вторник, 12 апреля

— Истинное чудо, верное средство! Достаточно помазать спинку кровати моим снадобьем с помощью вот этой кисти, и никаких клопов! Всего шесть су за флакон, месье, выгодное предложение!

Виктор увернулся от пузырька с желтоватой жидкостью, которую торговец с улицы Бретань совал ему прямо в нос, и ускорил шаг. Он направлялся к рынку Анфан-Руж, вход в который располагался между мясной и колбасной лавками.

Серый утренний свет едва просачивался сквозь пыльные стекла помещения рынка, окруженного шестиэтажными домами, так что казалось, он расположен на дне глубокого колодца. Там сновали торговцы, раскладывая на прилавках свой товар. Куда ни глянь, повсюду были освежеванные бараньи туши на крюках, свиные потроха, телячьи легкие.

Виктор почувствовал тошноту и присел на деревянный ящик, положив фотоаппарат на колени. Это была ручная камера, компактная, но надежная, с двенадцатью пластинами, которые можно было быстро менять после каждого кадра.

— Что же это вы, месье фотограф, пришли сюда на пустой желудок? Как насчет того, чтобы покрепиться? Глоток хорошего абсента из Понталье, всего пятнадцать сантимов, это вас не разорит. Пирожок бесплатно.

Виктор знаком отказался, не глядя на дородную усатую матрону, которая предложила ему выпить, переворачивая на жаровне румяные колбаски.

— Куда же ты, красавчик? Я не хотела тебя обидеть, честное слово. Нет, вы его видели? Пугливый, что твой причастник!

Виктор тем временем уже пробирался к выходу. Приветливая физиономия цветочницы вернула ему веру в людей, и он не заметил, что его сумка с пластинами для фотоаппарата приоткрыта. Посреди узкой улочки Дезуазо красовалась куча мусора, и Виктор, перепрыгивая через нее, придержал сумку за ремень. Раздался грохот. Пластины выпали и разбились. Брусчатку усеяли куски деревянных рамок и осколки стекла. Виктору оставалось только собрать их. Тощая девочка в платье не по размеру бросилась ему помогать.

— Осторожно, не порежься, — бросил он ей.

— Виви! — окликнул ее мужчина с повозки, запряженной ослом.

Собрав осколки, девчонка вернулась к нему. Виктор присоединился к ним, и все трое медленно двинулись по улочке.

— Коли это было зеркало, семь лет терпи неудачи, — заметил мужчина, подпрыгивая на козлах.

— Нет, обычное стекло, — ответил Виктор и улыбнулся, заметив, что девочка осторожно погладила его камеру.

— Какой красивый у вас волшебный фонарь, — прошептала она. — Вы фокусник, как месье Мелье? Я часто хожу к нему в театр, по утрам там бывают представления для детей!

— Нет, мадемуазель, я просто фотограф. Кстати, меня тоже зовут Виви… Виктор Легри.

— А я вовсе не Виви. Я — Иветта.[48]

— Ишь, наша маленькая графиня обиделась: старик-отец назвал ее Виви при всех! Я Леонар Дьелетт, коммивояжер.

— Коммивояжер?

Виктору понравилось лицо Леонара, густо заросшее угольно-черной бородой, на котором выделялись светлые глаза и внушительных размеров нос.

— Так и есть, месье. Коммивояжер, и горжусь этим. Раньше-то я был старьевщиком, таскался по Памплюшу[49]с корзиной за плечами и крюком в руке. Бывало, протопаешь двадцать километров вдень, пока найдешь, куда приткнуться, где перехватить кусок и поспать. А потом снова в дорогу. Вот вам слово, я проходил миль тридцать прежде, чтобы заработать хотя бы двадцать су. Домой приползал, еле держась на ногах, а на рассвете снова поднимался, чтобы разобрать товар. Я, конечно, был голодранец, зато свободный человек. А вот когда родилась Виви, сказал своей хозяюшке: пора, мол, менять карты. Потом бедняжка Лулу померла, а я за пять лет скопил деньжат и купил дело у папаши Гастона.

— Тоже мне, нашли место — трепаться посреди улицы! Ни пройти, ни проехать! — проворчал торговец, толкавший перед собой тележку с рыбой.

Леонар Дьелетт цокнул языком, и ослик побрел вперед.

— Его зовут Недотепа, — объяснила Иветта, показывая на ослика. — Он выносливый и послушный: никогда не упирается, пусть даже тележка нагружена доверху.

Виктор шел медленно, приноравливаясь к шагу девочки. Хотя Иветта была одета чистенько и даже немного кокетливо, она напомнила ему маленьких нищенок с полотен Мурильо.

Они свернули на улицу Бос, потом на улицу Пастурель.

— Куда вы направляетесь? — спросил он.

— На улицу Шарло. Там в домах есть мусорные ящики, папа вычищает их и моет, а консьержки дают ему за это ненужные вещи.

— Да, месье, выгодное это дело! Бывает, что и на кухне покормят. Простите за сравнение, но консьержка в доме все равно, что Бог-отец, а кухарки — ангелы-хранители. Всегда собирают мне остатки хозяйского обеда. Я им за это ношу воду, выбиваю ковры, а случится у кого интрижка с кучером, так и записки ношу.

— Вы позволите мне пройтись немного с вами? Я бы хотел сделать фотографии ваши и Ви… Иветты.

— Не вопрос, месье. Только вряд ли у меня найдется время позировать.

«Само Провидение послало их мне», — подумал Виктор: у него появился благовидный предлог войти в дом дю Уссуа. А фотография девочки завершит серию «Дети работают».

— Куда вам принести готовые снимки?

— Вы даже отдадите их нам? Вот уж спасибо-то! Нас легко найти. Проходите через квартал Доре, на полпути к улице Женнер сворачиваете к бульвару де ля Гар, идете через площадь Пинель — это в десяти минутах ходьбы от Ботанического сада. Рядом с нашей халупой живет предсказательница, она называет себя Сивиллой, но вообще-то ее зовут Корали Бленд.

— А я после полудня продаю булавки с черными головками на Монмартре, около того бара, где можно купить выпивку в автоматах, — добавила Иветта и, когда ее отец скрылся в подъезде, серьезно добавила: — Хотя не имею права.

— Права на что?

— Продавать булавки. Полицейские говорят, это попрошайничество. На той неделе они забрали Фонсину. Она плакала и не хотела ехать в участок. А ей сказали, что если она не перестанет приставать к прохожим и воровать, то плохо кончит. Это неправда. Она ни разу ничего не украла и честно зарабатывает себе на жизнь. И я тоже. Я беру пример с папы. Один раз консьержка подарила ему старое пальто, а в кармане оказались деньги. Немаленькая сумма! Так он их вернул.

— А где ты берешь булавки?

— Покупаю с утра в Лe-Аль, потом бегу к папе. А днем беру корзинку и еду на работу. На автобусе! Это так интересно! Как завижу полицейского, бегу в бар с автоматами и прячусь за бочками. А булавки я предлагаю только дамам! Иногда за них дают даже пятнадцать су.