— Да, знаю. Еще в школе проходили. А далеко завод?

— Сорок пять километров отсюда.

— Далековато.

— Смеешься? Это как раз-то очень близко. Наш город на озере стоит, а нам река нужна. Река, чтобы бревна по ней сплавлять…

— Сейчас техника есть, лесовозы.

— Есть. Но техника — это горючее, амортизация, оплата труда, считай, плюс к себестоимости. И готовый товар баржами до товарной станции сплавляем, там уже в вагоны перегружаем. Логистика — наука серьезная, она здорово экономит… Да и для производства вода нужна… А ты говоришь, далеко… Дорога у нас хорошая, автобус твой не развалится… Настя говорила, там у тебя дом на колесах?

— Очень удобно для моей работы.

— Так никто и не спорит… Я вот сам думаю такой же кемпер купить, только побольше и покомфортней. И с женой в круиз по Европе. Там у них по этой части сервис лучше, стоянки специальные есть.

— Есть, — кивнул я.

У нас тоже хватает придорожных автокемпингов, но редко где встретишь коммуникации, к которым можно подключить машину, чтобы получать электричество, воду и сливать отходы. Да и в Европе, честно говоря, не везде обустроено так хорошо, как хотелось бы. Плавали — знаем. Европа — понятие растяжимое, там ведь не только богатая Франция, но и бедная Румыния…

А почему на Западе лучше, чем у нас? Объяснение простое — русский человек привык сравнивать самое лучшее западное с самым худшим своим. «Вот у них там торговый центр, шесть этажей, стопятьсот квадратов площади, а у нас тут сельпо сарайного типа!» Как будто у нас в России гипермаркетов нет. Или топливо в Америке дешевле, чем у нас. Так оно и есть — «восьмидесятый» бензин у них дешевле, чему у нас «девяносто восьмой», только вот детали не уточняются, а в них, как известно, кроется дьявол. И еще у них на Западе километр самой простой дороги стоит дешевле, чем у нас такой же отрезок самой сложной. А еще журналисты раздражают меня наглым враньем или, в лучшем случае, невнимательностью. Фотография в журнале — витрина испанского магазина, свиная тушка, цена в пять евро. И вывод — вот в Испании целая свинья дешевле, чем у нас килограмм мяса. Только там же на фотографии мелким шрифтом сделано уточнение — пять евро за килограмм, но эта мелочь остается незамеченной…

— В прошлом году мы яхту с женой арендовали, по Средиземному морю плавали… э-э, ходили. А в этом почему бы кемпер не взять? Сколько такой, как у тебя, стоит?

— Если новый, то лимонов пять. Если полноценный автобус, то миллионов десять. Тут еще смотреть надо, какая отделка. Можно и дешевле взять…

— Десять миллионов?.. Нет, десять миллионов это много, — покачал головой Ремезов. — Лучше новый дом на эти деньги поставить.

— Я свой кемпер за восемь сотен брал.

— Но так у тебя развалюха. Не в обиду будет сказано.

— Если не в обиду, то лучше не говорить…

— Обиделся, — примирительно улыбнулся Эдуард Андреевич.

— Я сюда не обижаться приехал, меня Альберт интересует.

— Я же сказал, поедем на завод, ты сам все поймешь…

— Что я пойму? Вы же не покажете мне место, где на вас вкалывают рабы. Да и я, если честно, далек от мысли, что рабы существуют. И почему Альберт должен был стать вашим рабом? Вы просто могли его убить.

Я внимательно смотрел на Ремезова, наблюдая за его реакцией.

— Убить?!

Его возмущение показалось мне искренним.

— Я похож на человека, который может убить?

— Я знал немало людей, которые совершенно не похожи на убийц. Хотя и убивали.

— Мне кажется, вы забываетесь, молодой человек! — нахмурился Ремезов. — Я с вами как человек с человеком себя веду, а вы как волк на меня набрасываетесь. И не надо на меня так смотреть. Все равно ничего не увидите. Нет за мной ничего такого. И если с Альбертом что-то случилось, то я здесь совершено ни при чем.

— А кто при чем?

— Вы, наверное, поставили себе целью вывести меня из себя?.. — угрожающе сощурился Эдуард Андреевич. — Я понимаю, это метод вашей работы. Вывести человека из себя, заморочить ему голову, запутать… Я все понимаю. Но со мной этот номер не пройдет. Потому что у меня в мыслях нет никакой путаницы. Я четко знаю, что двадцать третьего декабря две тысячи шестого года отвез Альберта в Киров. В этот день я был в банке, снимал деньги со счета, вы можете сделать запрос, вам подтвердят.

— И много денег сняли?

— Э-э… А это имеет значение?

— Значит, много. Альберт об этом знает?

— Вы думаете, что он пытался меня ограбить?

— Мне нравится с вами работать, Эдуард Андреевич, — в ехидной насмешке скривил губы я. — Вы на лету схватываете суть, сами ставите вопрос. Может, вы сами и ответите на свой вопрос?

— Отвечу… Только не надо разговаривать со мной в таком тоне! — Ремезов нервно провел пальцами по лацканам пиджака, оправляя его. — Я вам не какой-то там уголовник! Я уважаемый человек!

Я не хотел идти ему навстречу: чувствовал, что надо и дальше щипать его, выводить из равновесия, чтобы на чистую заводь в его глазах выплеснулось чувство вины. Но нагнетать обстановку я дальше не мог. В любой момент Ремезов мог психануть, послать меня в голубые дали и уехать. Я лицо неофициальное, права у меня здесь птичьи, повестку ему выписать не могу, привод оформить — тоже.

— Извините.

— Да ладно, — небрежно смилостивился Эдуард Андреевич. И снова перешел на «ты». — Работа у тебя собачья, потому и злой ты, как собака. А не надо на меня злиться. Не знаю я, где Альберт. И ничем тебе помочь не могу… Но хотелось бы помочь. Не скажу, что относился к Альберту, как к родному, но ведь он мог стать членом нашей семьи. И мне самому интересно, что с ним стало… А ограбить он меня не мог. Не тот у него склад характера.

Обидел меня Ремезов, с собакой сравнил, но я же опер по своей сути, я умею справляться с эмоциями.

— Он собирался жениться на Насте? — засунув обиду в задний карман, спросил я.

— Да, дело шло к свадьбе, — кивнул Ремезов. — Только вот не дошло. Шло, шло, а не дошло… Настя с одним человеком сошлась. В подробности вдаваться не буду, да это и не нужно…

В это время к нам подошел хозяин кафе, с угодливым видом сгрузил на стол тарелки с шашлыком, зеленью и прочими сопутствующими атрибутами. Эдуард Андреевич сухо его поблагодарил, а я велел принести еще пиво. Ремезов же заказал только бутылку минеральной воды. Или он вообще не выпивает, или я — не та компания, в которой он мог себе это позволить.

— В общем, бросила Настя Альберта. Сказала, чтобы я сам ему все объяснил. Как будто мне больше делать нечего. Но Настя моя младшая сестра, я ее очень люблю, и она может вертеть мною, как хочет, — улыбнулся Ремезов с умилением.

— Значит, вы увезли Альберта в Киров и больше его не видели.