- Дядя Ден, можно я присяду? Как только придёт профессор Грэг, я сразу же уйду! 

- Садись, милая, конечно, садись! Никто не придёт. Алекс ещё вчера уехал в город. Какие-то срочные дела, сама понимаешь. 

- Какие-то срочные в городе в праздник? Понимаю.                                                                

- Вот видишь, какая ты умница: ничего и объяснять не надо… Что случилось, милая? Почему глазки на мокром месте? Тебя кто-то обидел? 

- Мне так грустно, дядя Ден. Вспомнила маму с папой. И какие у нас были праздники… 

- Заговорили об Алексе, и сразу маму с папой вспомнила? – усмехнулся ректор, - да, он мне, как-то, говорил, что ты его иногда с папой ассоциируешь… 

- Ну, что за глупости, дядя Ден? Ваш Алекс – известный фантазёр! Вечно что-то дурацкое выдумывает! Прям хлебом не корми… - начала раздражаться девушка, - Если хочешь знать, он, вообще, ни в какие папы мне не годится! Вот ещё! Скорее, это мне надо бы его мамочкой поработать. Совсем парень от рук отбился: дерзит, хамит, балуется… 

  Ректор весело рассмеялся:                                                                                                            

- А ты б и поработала. Ведь пропадёт пацан! А в городе его ещё и плохому научат. Глядишь, пить-курить начнёт, а то и хуже… 

- Куда уж хуже? Совсем запущенный случай. Одичал без материнского тепла… Маугли… Вон, заманят его сейчас городские макаки в свои поганые сети, что мы с Вами, дядя Ден, делать-то будем? 

- И не говори, подруга! Вот вернётся пацан с прогулки, я ему мозги на место быстро-то вставлю! 

- Вот умеете Вы, дядя Ден, матери приятное сделать. За что Вас и люблю нежно…       

  Весёлая болтовня с дядей ненадолго улучшила настроение Мари, но поздно вечером, когда подошло время ложиться спать, на девушку навалилась чёрная липкая тоска. На глаза навернулись непрошенные слёзы, а в груди защемило… 

  «Главное – не начать себя жалеть. А то водопадом затопит», - это незыблемое правило девушка знала назубок. Она ещё какое-то время попыталась с собой бороться и отгонять непрошенные мысли, но быстро поняла, что так ей не справиться. 

  Накинув поверх простой хлопковой ночнушки куртку и, сунув ноги в ботинки, Мари заспешила на свежий воздух. Ноги сами принесли к той знакомой скамейке в глубине парка, где она когда-то поучала Тома, как нужно вести себя с подругой… а потом пришёл Алекс… профессор Грэг… Девушка всхлипнула и залилась слезами. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍   «Какая-то я совсем непутёвая, - всхлипывала она, - и что ж у меня всё так по-дурацки складывается? И реву я без причины. И как жить дальше, не знаю»… 

- Может, пора серьёзнее к жизни относиться, а то у тебя всё больше по верхам получается, - вдруг раздался тихий низкий голос у неё над ухом, и девушку обдало волной свежего мужского парфюма и чего-то непонятного с цитрусовыми нотками. 

  Мари вздрогнула и обернулась. Рядом на скамейку бухнулся пропажа-Алекс, профессор Грэг. 

- Я что, это всё вслух сказала? – робко прошептала Мари, как зачарованная, глядя в глаза профессору. 

  На этот раз, это были не бездонные чёрные омуты, готовые безвозвратно поглотить любого в свою страшную пучину. От глаз профессора сейчас веяло теплотой… да-да, обычным человеческим теплом и даже сочувствием… Грэг не ответил. Он просто смотрел. И молчал… 

- А дядя Ден сказал, что Вы в город уехали, - произнесла девушка, стараясь поскорей разрушить эту странную тягучую тишину, - Все дела успели переделать?

  Профессор Грэг неохотно отвернулся в сторону, разрывая зрительный контакт, откинулся на спинку скамейки и вздохнул:

- Эх, девочка, этих дел никогда всех не переделать… Подрастёшь, сама поймёшь.          

- Мама в моём возрасте уже шестилетнюю меня воспитывала, - зачем-то вспомнила Мари. Тема мамы сейчас в таком её уязвимом состоянии уж совсем некстати!

- А папа? - вдруг продолжил этот нелепый разговор профессор.                                             

- А папа, в мои почти тридцать, читал лекции зелёным пацанам в университете. Возможно, одного из мальчишек даже Алексом звали.

- И меня Алексом зовут, - задумчиво выдал Грэг, и Мари вдруг отчётливо поняла, что профессор хорошо так под шафе. А, попросту говоря, откровенно пьян. 

- Вот то-то и оно, - хмыкнула девушка, - Завязывали б Вы, профессор, с этим делом. А то, глядишь, внезапно человеком станете. Я ж не переживу.

- Я тебе умереть не дам, - заверил её Грэг, - Дети – цветы жизни. Наше, блин, будущее.

- Капец! Вы ещё и ругаетесь, - развеселилась Мари, - слабо теперь матюкнуться?

- Ты меня однажды уже взяла на понт с этим своим пари. Как только выкарабкиваться будем? Есть идеи?

- Парочка есть. Вставайте, «тоже Алекс»! Я Вас до дому доведу. По пути всё подробно и изложу.

- Ты тут мне сейчас изложишь, знаю я тебя! – профессор неохотно поднялся со скамейки и, навалившись девушке на плечо, выдвинулся с ней в сторону дома, - Вот объясни мне, девочка, как можно влюбить в себя приличного человека, если ты его «папой» зовёшь и всё время от него бегаешь? Это что, один из твоих нетрадиционных методов обучения такой?

- Это всё глупые фантазии этого приличного человека, профессор. У него, вообще, с фантазиями, как оказалось, перебор. Никогда я его «папой» не звала и даже не собиралась. А то, что он любит чужие слова перевирать и новый смысл в них вкладывать – это уж его личные проблемы.

- Чьи?                                                                                                                                                       

- Что?                                                                                                                                                          

- Не «что», а «кто»! Я ж живой! Сама проверь!                                                                             

- Палкой потыкать и посмотреть, зашевелитесь ли?                                                                 

- Тьфу, маленькая дурочка! Есть и другие… приятные способы.