Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Они были правы. Это, несомненно, самая загадочная женщина, – вот единственное, что произнес Кеннеди по дороге домой.
Глава VII. Яд для стрел
Вернувшись в лабораторию, Кеннеди сбросил пальто и снова погрузился в исследование образца крови из раны Мендосы. Не прошло и получаса, как явился озадаченный доктор Лесли с большой склянкой, в которую собирал материалы для изучения.
– Ну? – спросил Кеннеди, занося над горелкой пробирку. – Ты уже что-нибудь нашел? У меня не было времени на анализы, так что я еще очень далек от результатов.
– Ничего я не нашел, – возразил коронер. – Я в отчаянии. Один из химиков предположил, что это цианид, другой – что это окись углерода. Но нет никаких следов ни того ни другого. Затем мы предположили nux vomica. Но это тоже не оно, хотя тесты показали, что яд должен быть сродни этому веществу. Я безрезультатно искал среди классических распространенных ядов и малоизвестных алкалоидов, но всегда возвращался к тому, с чего начал. Там должен быть яд. Колотая рана не главная причина смерти. Это именно асфиксия от яда, который и убил его. Рана тоже могла привести к смерти, но не так быстро.
По выражению лица Крейга я понял, что луч света наконец прорезал тьму. Он потянулся к полке за бутылкой с этикеткой «скипидар», а затем капнул крови из банки, которую принес коронер, в чистую пробирку и добавил туда несколько капель из бутылки. Образовался мутный темный осадок. Кеннеди слегка улыбнулся и тихо, почти про себя, прошептал:
– Я так и думал.
– Что это? – нетерпеливо спросил Лесли. – Nux vomica?
Крейг покачал головой, глядя на черный осадок.
– Ты совершенно прав насчет удушья, доктор, – медленно произнес он, – но ошибся в том, что касается причины. Это был яд, о котором ты никогда бы не подумал.
– Что же это? – одновременно спросили мы с Лесли.
– Позволь мне взять все эти образцы и провести еще несколько тестов, – попросил Кеннеди. – Я совершенно уверен в результате, но этот случай для меня в новинку. Кстати, могу я попросить вас обоих отнести письмо в музей естественной истории?
Было очевидно, что он хотел поработать без помех, и мы охотно согласились. Отправившись в музей и оставив его одного, мы могли принести хоть какую-то пользу.
Крейг торопливо написал записку директору музея, и минуту спустя мы с Лесли уже мчались туда на его машине. Нам не составило труда найти директора в большом здании музея и вручить ему письмо. Он был близким другом Кеннеди, всегда готовым помочь ему.
– Извините, я на минутку, – сказал он. – Принесу из южноамериканской секции то, что он хочет.
Мы остались ждать его в кабинете. Через несколько минут он наконец вернулся с тыквой, полая внутренняя поверхность которой была покрыта каким-то черноватым веществом.
– Я думаю, это то, что ему нужно, – сообщил директор музея, аккуратно опуская тыкву в коробку. – Я не буду просить вас напомнить профессору Кеннеди, чтобы он аккуратно обращался с этой штукой. Он сам это прекрасно знает.
Мы поблагодарили директора и поспешили обратно в машину; коробку после его предупреждения мы держали так, будто она была полна динамита. В целом мы отсутствовали не больше часа.
Мы ввалились в лабораторию, но, к моему удивлению, Кеннеди за столом не обнаружили. Оглядевшись, я нашел его лежащим в кресле в углу. Рядом с ним стоял кислородный баллон, из которого он с трудом вдыхал воздух. Увидев нас, он встал и нетвердой походкой направился к столу.
– Почему… что случилось?! – воскликнул я, уверенный, что в наше отсутствие на его жизнь было совершено покушение.
– Н-ничего, – выдохнул Крейг, пытаясь улыбнуться. – Только я… думаю, что я был прав насчет яда.
Мне не понравилось, как он выглядел. Его руки дрожали, лицо имело весьма болезненный вид. Но Крейг явно страшно расстроился, когда я предположил, что он слишком усердно работал над этим делом и что ему было бы лучше прогуляться на свежем воздухе с нами и перекусить.
– Ты… ты понял, что это? – спросил он, схватив коробку с тыквой и нервно разворачивая ее.
Он положил тыкву на стол, где стояло несколько склянок с разными химикатами. На краю стола лежала большая квадратная коробка, из которой раздавались звуки, будто в ней было что-то живое.
– Расскажи мне, что произошло, пока нас не было, – потребовал я. – Сюда кто-то приходил?
– Ни души, – ответил Кеннеди, двигая руками и плечами, как будто пытался избавиться от какой-то тяжести, давившей ему на грудь.
– Тогда что же случилось, что заставило тебя дышать кислородом из баллона? – повторил я свой вопрос, полный решимости добиться от него ответа.
Крейг повернулся к Лесли.
– Это была не обычная асфиксия, доктор, – сказал он быстро.
Коронер кивнул.
– Я мог бы это понять, – признался он.
– В этом деле, – с усилием проговорил Кеннеди, – был использован яд, который, по-видимому, входит в число самых сильнодействующих из всех известных. Для убийства хватило бы настолько ничтожной дозы этого яда, что ее едва ли можно различить невооруженным глазом. Человека достаточно было слегка уколоть отравленным острием ланцета или иглы, не было никакой необходимости в той колотой ране на теле Мендосы. Но, к счастью для нас, на деле было использовано намного больше яда, чем требовалось, и это помогло его обнаружить. Хотя первоначально нас сбила со следа рана, которая сама по себе вполне могла привести к летальному исходу. Учитывая то, что я знаю об этом яде, все силы мира не смогли бы спасти жизнь человека, в чью кровь он попал.
Крейг на мгновение замолчал. Мы слушали его затаив дыхание.
– Я обнаружил, что этот яд действует на мышцы и нервные окончания. Это приводит к полному параличу, к остановке кровообращения и дыхания, но человек не сразу теряет сознание. Это одно из самых сильнодействующих веществ, о которых я когда-либо слышал. При введении даже в незначительном количестве оно в конце концов приводит к смерти от удушья из-за парализации дыхательных мышц. Эта асфиксия и озадачила тебя, Лесли.
С этими словами Кеннеди протянул руку к большой коробке на краю стола и достал оттуда белую мышь.
– Позвольте показать вам, что я выяснил, – сказал он. – Сейчас я собираюсь сделать этой мыши инъекцию сыворотки крови Мендосы.
Он взял иглу и набрал в шприц немного выделенной им жидкости. Мышь даже не вздрогнула, так легко он ее уколол. Но затем мы увидели, как ее жизнь начала мягко угасать,