– Урали, или кураре, – медленно объяснил Крейг, – это хорошо известный яд, с помощью которого индейцы Ориноко делают смертоносными свои стрелы. Его основной ингредиент выделяют из того же дерева, из которого получают препарат nux vomica, – ты, доктор Лесли, уже его упоминал. На кончике этого кинжала инков, должно быть, была большая доза ужасного кураре – яда, который использовали южноамериканские индейцы.

– Послушай, – воскликнул Лесли, – это же жуткая штука! Как и тот клочок бумаги с предупреждением о проклятии Мансиче на Золоте богов. А вдруг в этом что-то есть? Не хотел бы я стать жертвой этого кураре, и тебе, Кеннеди, тоже этого не желаю.

Крейг глубоко задумался. Я тоже. Кто мог послать нам все эти сообщения? Кто мог знать о кураре? Все причастные к этому делу – любой из них! – подходили для этого. Чем глубже мы погружались в расследование, тем более подлым казалось нам преступление против Мендосы. Невольно я вспомнил о прекрасной сеньорите, которая оказалась в центре этих ужасных событий. Я не мог забыть страх, который она испытывала перед сеньорой де Моше, и саму эту женщину, с которой мы недавно встретились.

– Полагаю, что достаточно умный перуанец – или перуанка – могли знать об этом индейском яде для стрел? – отважился я спросить Крейга.

– Вполне возможно, – ответил тот, сразу уловив мой намек. – Но отпечатки обуви указывают на то, что кинжал из музея украл мужчина. Правда, возможно, лезвие уже было отравлено. В этом случае вор мог и не знать ничего о кураре. К тому же, если бы он знал о нем, ему не понадобилось бы вонзать оружие так глубоко.

Должен признаться, что я ничуть не продвинулся в решении этой загадки с момента, когда впервые увидел тело Мендосы. Но Кеннеди, казалось, ничего не беспокоило. А Лесли уже давно бросил попытки составить собственное мнение об этом деле и теперь, когда природа яда была окончательно установлена, был рад оставить расследование в наших руках.

Я был встревожен не меньше доктора Лесли. После его ухода в моей голове его долго звучали зловещие слова:

ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ ПРОКЛЯТИЯ МАНСИЧЕ НА ЗОЛОТЕ БОГОВ.

Глава VIII. Анонимное письмо

– Думаю, надо повидаться с сеньоритой де Мендоса, – заявил Кеннеди, закончив приводить в порядок приборы и материалы, которые использовал для исследования яда. – Она для меня тоже объект изучения. С ее скрытностью не так-то просто справиться.

Было трудно осознать, что всего несколько часов назад мы впервые услышали об этом странном деле и оказались в квартире, где жил Мендоса. Однако на лестничной площадке до сих пор торчали несколько репортеров в тщетной надежде узнать еще хоть что-то.

– Давай поговорим с ребятами, – предложил Крейг, прежде чем мы вошли в люкс семьи Мендоса. – В конце концов, газетчики – лучшие ищейки, каких я знаю. Если бы не они, половина дел об убийствах никогда не была бы раскрыта. На самом деле желтая пресса полезнее для города, чем половина полицейских сил.

Большинство газетчиков хорошо знали Кеннеди, и он им нравился – возможно потому, что был одним из немногих, кто осознавал, насколько важную роль они играют в современной жизни. Журналисты столпились вокруг Крейга, горя желанием взять интервью. Но тот был себе на уме. Во время последовавшего быстрого обмена репликами оказалось, что на самом деле это он выяснял интересующую его информацию.

– Локвуд пробыл здесь очень долго, – сообщил ему один из журналистов. – Он, похоже, объявил себя опекуном Инес. Никто не может к ней войти, пока он рядом.

– Ну, вряд ли можно винить его за это, – улыбнулся Кеннеди. – Ревность в данном случае не преступление.

– Послушайте, – вставил другой репортер, – было бы еще веселее, если бы он провел здесь лишние четверть часа. Этот другой парень – де Муч, или как его там? – тоже приперся сюда.

– Де Моше… Он с ней сейчас? – Крейг резко повернулся к журналисту.

Репортер улыбнулся.

– Он очень странный. Я шел сюда сменить коллегу и увидел его на улице: болтался за углом и неотрывно следил за входом. Полагаю, что это у него такой способ ухаживать. Он без ума от сеньориты, это точно. Я остановился, чтобы понаблюдать за ним. Конечно, он не знал, кто я. Как раз в этот момент Локвуд ушел. Испанец при виде него нырнул в аптеку на углу, как будто за ним гнался дьявол. Видели бы вы его глаза! Если бы взгляды были пулями, я бы не много дал за жизнь Локвуда. Когда рядом вьются эти два парня, меня ни за что не заставить строить глазки этой птичке – жизнь дороже!

Кеннеди пропустил эту легкомысленную фразу мимо ушей, обдумывая важное наблюдение журналиста.

– Что вы думаете о Локвуде? – поинтересовался он у репортеров.

– Довольно ловкий малый, – ответил еще один корреспондент. – Своего не упустит.

– Почему, что он сделал? – уточнил мой друг.

– Ничего особенного. Однажды вышел к нам, чтобы сделать заявление. Нельзя винить его за то, что он недоволен нами: мы ведь действительно здесь постоянно ошиваемся. Но он ничем этого не выказал. Только умолял нас быть аккуратными, задавая вопросы девушке. Конечно, все мы видели, насколько она убита горем. Мы ее не беспокоили. Да мы бы сделали все, что в наших силах, чтобы помочь ей! Локвуд говорил прямо и решительно. Видно, что он привык справляться с самыми разными ситуациями.

– Так он сказал или сделал что-нибудь важное? – настаивал Кеннеди.

– Н-нет, – признался репортер. – Не могу сказать, ничего особенного.

Крейг слегка нахмурился.

– Я так и думал, – заметил он. – Такие люди не раздают никаких намеков.

– Я думаю, – отважился высказаться еще один из газетчиков, – что развязка у этого дела будет самая неожиданная. Не удивлюсь, если оно окажется одной из сенсаций года, когда его раскроют.

Кеннеди вопросительно посмотрел на него.

– Почему вы так думаете? – просто спросил он.

– Ничего конкретного, – вздохнул журналист. – Но знаете, обычно детективы ведут себя так откровенно, когда у них нет никаких зацепок, но они не хотят признаваться в этом. О’Коннор был здесь.

– И что он сказал?

– Ничего. Начал со стандартной фразы: «А теперь, мальчики, уберите блокноты и ручки!» Но сказал совсем немного, и можно было не сомневаться, что никто не опубликует ни строчки из его откровений. В них не было ничего нового.

Кеннеди рассмеялся.

– О’Коннор в своем репертуаре, – сказал он. – Но в этом деле он еще может сыграть большую роль. Все же ничто не может заменить полицию… Так вы говорите, что де Моше все