– Я жив-здоров, Саша, спасибо. Давно не видел тебя, мне отрадно, что ты женился. Обязательно повенчайтесь. Я никак не уговорю Вадима с Юлией на этот важный для любой семьи шаг. Вот Петр с Марией, твои родители, повенчались сразу после свадьбы и прожили столько лет в горе и в радости. Ничто не могло и не сможет сломить их: ни смерть Павла, пусть будет милостив Господь к его душе, ни затяжная болезнь твоей мамы.

Вера посмотрела на Петра Сергеевича, в глазах Сашиного отца заблестели слезы. Он выглядел таким трогательным, что у Веры сжалось сердце. Едва ли глаза Саши когда-либо увлажнятся, вспоминая о ней. Помимо Веры он будет помнить другую женщину в ярком красном платье, за которую он посчитал достойным предать родного брата. Глупо ревновать к прошлому, конечно же глупо. Вполне возможно, что Саша разлюбил эту Лидию, как только увидел Веру. Почему бы нет? Психологи ведь говорят, что всегда нужно мыслить позитивно.

– Арсений обещал нам с Сашей экскурсию по вашему краю, – Вера решила все-таки себя обозначить и не сидеть с мрачной миной на лице. Отец Андрей не виноват в ее плохом настроении, она ведёт себя невежливо. – Я глубоко верую, посещение церквей и монастырей для меня обязательно в новых местах. Только я так давно нигде не была…Спасибо Саше, что вытащил меня сменить обстановку. Мое последнее паломничество было к Храму Христа Спасителя, а ведь я живу в Москве. Стыдно, право слово. Я стояла в очереди к мощам Николая Чудотворца. Ох, это было целое приключение! Я ещё не скоро о нем забуду.

– Долго стояли? – отец Андрей с любопытством развернулся к Вере.

– С трёх часов дня и почти до полуночи. Сначала очередь так живо шла, но чем ближе к храму, тем мы двигались со скоростью черепах. Я жутко хотела есть, но боялась потерять свою очередь, так что весь день во рту не было ни крошки. Самое обидное, что к мощам дали прикоснуться на одну секундочку.

– Я выскажу непопулярное для православного священника мнение, – ответил отец Андрей, – но я против перемещения мощей. Тем более в той же Москве много мест, где можно посетить мощи святого Николая, люди просто не знают. Мы же не растаскиваем по кирпичикам Храм Гроба Господня в Иерусалиме. Скоро боюсь дойдём и до этого.

– Я была в Иерусалиме, мы жили там у Жениной тетки, помнишь, Юля? – Втиснулась в разговор Алёна Михайловна. – Благодатное место, скажу я вам. Вы оставляли записку в Стене плача, отец Андрей? Я оставляла.

– Я не оставлял, – отец Андрей смотрел на Алёну Михайловну со снисхождением, достойным доброго священника. – Это святыня религии вашего мужа. Православным христианам нечего делать возле Стены Плача.

– Вот вы все хотите меня уколоть относительно религии, отец Андрей, – не унималась Алена Михайловна. – Вот хлебом вас не корми! Ну скажите мне, разве религиозные обряды важнее веры, которая внутри, в сердце? Глядите на мусульман, вон их сколько развелось, а религия у них не та. Что в ад все попадут? Да там места столько нет, они ж плодятся как тараканы. И Женя мой в ад попал, по-вашему, даром, что он благодетель?

– Я не считаю, что религия важнее внутренней веры, – отвечал священник. – Но религия – это главный помощник, это самодисциплина, это принципы, длиною в жизнь. Разумеется, мусульмане не попадут в ад, потому что не признают в Христе Бога. Более того, нам следует многому научиться у них в плане хранения своей веры. Я убеждён, что человек обязан хранить веру, с которой родился, веру своих родителей. С ней же ему следует умереть. Только так и можно стать дельным человеком, только так и можно обрести спасение и утешение. Когда человек отходит от заповедей, он потакает своим грехам. Это напоминает мать, которая умиляется капризам своего ребёнка, а затем удивляется как так вышло, что ее сын вырос эгоистичным и жестоким человеком. Так и взрослый человек попускает свои прегрешения и не понимает, что роет этим себе яму. Помните Фёдора Михайловича Достоевского? Его романы в своё время так повлияли на меня, что я избрал путь священничества. Тварь я дрожащая или право имею? – спрашивал себя Раскольников. Ему было невыносимо считать себя дрожащей тварью, как атеистам невыносимо подумать, что они рабы Божьи. Гордыня противиться этому. Иван Карамазов тоже вопрошал, мол, если Бога нет, все ли дозволено? Он решил, что ответ утвердителен. А так и бывает. Если человек отрекается от Бога, его пьянит вседозволенность, он умножает грехи с каждым днём. А что суть грехи? Грехи – это наши болезни, наши нервы. Несоблюдение заповедей влечёт за собой неприятности, сиюминутные удовольствия плоти этого не стоят. Не прелюбодействуй, говорит нам Господь. Вспомните, до каких болезней доводит нечестивый образ жизни прелюбодея. Чревоугодие кажется нам безобидным, а ведь это смертный грех. Стоит ли потакание плоти ожирения, диабета и прочих напастей? А шутка в том, что человек не насыщается земными удовольствиями, сколько бы он ни тешил плоть и гордыню, ему всего будет мало. Кругом диктатура соблазнов, в это рабство идут добровольно сотни тысяч людей. А ещё весь мир говорит о свободе. Мы ведь меры не знаем, в этом беда. В нашем мире лишь церковь называет вещи своими именами, повсюду же кругом подмена понятий. Что же удивительного в том, что церковь всеми силами стараются стереть, заставить умолкнуть? Никому не выгодна правда. Только вера и может помочь человеку держать себя в руках и достичь гармонии и счастья. Это нужно понять, чем раньше, тем лучше.

Алёна Михайловна обиженно поджала губы:

– Я не согласна. Человека нужно судить по делам его, а не по вере. Я стараюсь хорошо воспитать внука, дурной пример не подаю. Юля у меня тоже при всей своей красоте всегда была приличной девочкой. Она даже посты соблюдает, чтоб вы знали. И Вадим наш тоже…

Алёна Михайловна поняла, что загнала себя в угол, пытаясь вспомнить что-либо благочестивое о своём зяте. Она не любила его и не уважала, ко всему прочему она считала зятя "тепленьким", иначе говоря, немного не в себе, на пару с его братом Сашей. Один лишь покойный Павел в их семейке был достоин симпатии. На беду Алены Михайловны, Вадим, наблюдая неловкую паузу решил помочь теще не думать над красным словцом и не сочинять ему несуществующих достоинств. Он ухмыльнулся и произнёс:

– Не хвалите меня понапрасну, Алёна