но если расскажу как — вы сильно расстроитесь, — Ша дезинфицировал рану на языке алкоголем, — Этот Тамаши, как прыщ на заднице, с каждым днём в народе о нем всё больше и больше слухов. «Воплощение Кодоку», «Падший Ворон Судьбы», тьфу!

— Он и вправду так силен?

— А то! Но лично проверить новую силу не удавалось, от меня «непобедимый охотник» прячется.

— Новую силу?

— Длинная история, неважно.

— Ладно. А разве твои вороны не могут видеть всё?

— Даже если они и заметят передвижение Ханты, пока они донесут сюда, пока меня донесёт туда — слишком много времени.

— Получается, что ты говоришь с ними? Я думал птицы как глаза, работающие на расстоянии.

— Много думаешь, пацан! И вообще, с чего это я тебе тут детали производства рассказываю! Заговорился что-то…

— Это правда, что ты шесть тысяч лет не можешь одолеть Кодоку? — тут уже поинтересовался я, поняв — из-за объемов выпитого саке Рёко не контролирует количество рассказываемого. Да и правило «одного вопроса» чисто формальное и нас, по всей видимости, уже не касается.

— … - замолчал, Рёко задели за больное, вытянули изнутри тяжелейшее бремя, — Да, - выдохнул он, залпом опустошив рюмку. Отвернулся от нас — как бы выражая отвращение к этой теме.

Замолчали все. Многозначительно уставились себе в кружки, время от времени попивая содержимое. Мой вопрос был неуместен, стало стыдно и неудобно. Кто же знал, что у полубогов тоже есть чувства. Как только открыл рот, чтобы разрядить обстановку, скиталец выдал:

— Вы так хорошо пахнете ребята… Как-то даже некомфортно, что я настолько неприглядно выгляжу. Уж сколько не мылся с этими церемониями… Вот зараза.

— Так, церемония только раз в году, в остальное время ты, должно быть, свободен? — спросил Чино.

— Ишь умник нашелся! Тебе вообще говорить нельзя, помолчал бы… — была выдержана драматичная пауза, — Я просто… Устал. Вы бы знали какое это удовольствие жить человеческую жизнь, а я свое время уже истратил.

— Ты привидение?!

— Внутри — возможно, но снаружи тело вполне осязаемое. Но не могу умереть, как бы ни пытался, — руки Рёко были трупно фиолетовыми, кроме синяков сверкали и шрамы, вены вскрывали, вероятно, не один раз, — Это — моё проклятие. Хитрая месть Кодоку за создание Акогаре. Людская жизнь — полна удовольствий. Когда испытываешь всё впервые, и, не успев попробовать даже половины — умираешь. В людской жизни есть азарт, который ценю один я, эту самую жизнь уже потерявший.

— Жить вечно — иметь безграничное количество лет на испробование всех удовольствий! — пел писатель.

— Ты не понимаешь, — вмешался Согия, — Смысл в азарте, в осознании неизбежного конца, который приободряет действовать активнее. В мёртвых лицах много несбыточных надежд, — он педантично улыбнулся, — Знаю, как гробовщик, не понаслышке.

— Оставьте ваши нудные беседы! Давайте лучше выпьем, да побольше! — ворвался я в рассуждения компании, — Уши вянут от ваших депрессивных мыслей! Трактирщик, обнови-ка нам стаканы!

Обновилось и настроение за столом, с каждым выпитым литром я всё меньше и меньше контролировал ситуацию, самого себя в первую очередь. Но одно могу сказать наверняка — о плохом мы точно не думали! Заливисто смеялись, травили жизненные байки и пили, пили, пили…

* * *

— А ну-ка, дай это сюда! — выкрикнул Рёко, отбирая сямисен у одиноко играющей дочери владельца идзакаи, — Давайте, ребята, песню! — настраивая инструмент, подергивая струны и колки их удерживающие, созывал нас к плясу странник.

— Давайте, Рёко-сама! — Согия погрузился в кураж, весело похлопывая в ладоши и пытаясь танцевать что-то невразумительное. В обнимку с гробовщиком пританцовывал и я, размахивая в разные стороны рюмкой, где половина жидкости лилась нам в рот, а половина — на пол.

— Я знаю — каждый из нас умрёт! Только на том свете отдохнёт! — в ход пошел хлёсткий тембр Ша, на каждый виртуозный удар по струнам приходилось нелепое движение нашей парочки, — Я знаю! И с ног собьёт он всех! Способ действенный, что стар как грех!

— Ну, что вы дурачитесь, — задумчиво, игнорируя общие радости, сетовал Тэгами, — Так же нельзя…

— Танцуй и пой пока живой, завтра будет поздно!

Вытянув Чино к нам с Согией, мы заставили парня плясать за компанию, тот, видно, сопротивлялся, но поняв, что отпускать его никто не собирается, тоже пустился в ход за песней. Троицу кидало из стороны в сторону, шатало вместе с горизонтом, но как только кто-то один хотел свалится, тут же двое других приподнимали обессиленного и, наполняя алкоголем, придавали энергии бедняге. Тэгами то и время подташнивало в разные углы идзакаи, но юноша уже так вошел во вкус, что ему это вовсе не мешало.

— Танцуй и пой пока живой, завтра будет смерть!

Отдыхали мы будто завтра нас по-настоящему ждала погибель, словно воины, которые знают, что не проживут и минуты дольше, пытаясь наполнить каждый миг, ведущий к концу.

— Я знаю, что каждого из вас, могила заберёт! Я знаю, что нахожусь на волоске, когда вину свою топлю в саке!

Даже не смотря на то, сколько Рёко выпил, всё равно выдавал мастерскую игру на сямисене. Но тут его что-то остановило… Резкий удар сзади! Общее веселье прервано, странник пошатнулся и поднялся к нападающему.

— Извините, господин, не узнал, — резко упав к ногам Ша, начал скулить мужчина, — Я только слышал, что мою дочурку обидели, знал бы, что это вы, наказал бы её за то, что пожаловалась на самого скитальца!

— Ничего, — потирая ушиб на затылке, подытожил Рёко, — только вот инструмент твой… Сломался из-за удара.

— Реликвия сломалась по моей вине, я вас ударил. Примите извинения.

— Реликвия?

— Сямясен подарил моему отцу милостивый даймё, за верную службу. Отца уже нет, а память о нём… Была.

— Мне очень жаль, мы можем как нибудь загладить свою вину?

— Прогоните женщину, сидящую в том углу, — мужчина указал на стройную даму, одиноко выпивающую саке. Она вела себя настолько тихо, что войдя сюда мы её даже не заметили, но выглядела нежеланная посетительница ярко — как актриса Кабуки, не смывавшая свой грим несколько дней.

— А что она сделала? — поинтересовался Согия, — Выглядит прилично, хотя, стоит признать, достаточно необычно…

— Пьёт третий день и не платит.

— Такой даме можно и простить, — игриво заметил Ша, — Тэгами, сгоняй-ка разберись с ней. Полагаюсь на тебя, — неожиданно скомандовал скиталец.

— Эм… — удивился Чино, — Ладно.

— Я не буду говорить с тем, от кого несёт пергаментом, смоченным кровью, — не успел писатель подойти, как его опередила гостья.

— Чего? — покосившись, юноша засверлил женщину стеклянным взглядом, и, видимо, стал заводиться.

— Успокойся, Тэгами-кун, — Согия отодвинул Тэгами, и сам прошёл вперёд, — Леди, что скажете на мой счёт?

— Скажу, что