Она будет без конца размышлять об этом, как если бы это был некий абзац ее собственной книги, все еще, пожалуй, нуждающийся в переделке, ибо его смысл пока не доступен читателю.

А потом он просто взял и ушел. Не сказав «до свидания». Не подарив ей даже глупого поцелуя. Лишь посмотрел на нее на прощанье – и словно выпил ее до дна, иссушив этим взглядом ей душу. А еще он напоследок подарил ей весь этот дом. Уходя, он как бы оставлял его ей, и она была вольна делать там все, что угодно. Хоть обыскать его. Весь дом был сейчас в ее полном распоряжении. Да и как еще могла распорядиться своим временем она, горничная, которую отпустили на все Материнское воскресенье, когда у нее нет ни матери, ни дома, куда она могла бы поехать?

Джейн слушала, как постепенно затихают шаги Пола, спускавшегося по лестнице. Потом шаги снова стали слышнее – он каблуками простучал по плиткам пола в холле. Он явно ходил там туда-сюда и что-то искал. Интересно, что? Шляпу? Цветок в петлицу? А почему бы и нет? Возможно, он даже сунул в карман пиджака специальную булавку, чтобы этот цветок прикрепить. А может, он искал тот большой ключ от входных дверей?

Она так и лежала, не шевелясь и слушая, как сперва открылась, потом закрылась парадная дверь. Или все-таки двери – там ведь две створки? Дверью Пол не хлопнул, но и не слишком осторожничал, закрывая ее. Затем она услышала какой-то странный трубный звук – он донесся снаружи через открытое окно, а не из вестибюля, откуда разнесся бы по всему дому, как эхо, – более всего похожий на смех. Если это, конечно, действительно был смех, а не вызывающий оторопь дерзкий и резкий призыв, напоминающий крик павлина. Этого она тоже никогда в жизни не забудет.

Затем башмаки Пола захрустели по гравию в сторону бывшей конюшни, ныне служившей гаражом. Там стояла его машина. Джейн была уверена, что он заметил ее велосипед, который она прислонила к стене дома возле парадного крыльца – как он ей и велел, – когда роскошные двери, словно по волшебству, распахнулись перед ней. Она вполне сознательно не стала утром прятать велосипед в каком-нибудь укромном местечке. И теперь ей было ясно, что если бы мисс Хобдей все-таки пришло в голову – хотя бы из озорства, ведь она была девушкой вполне современной, да к тому же невестой Пола, – без предупреждения приехать в Апли на своей машине с намерением устроить своему жениху сюрприз, то ей наверняка удалось бы удивить не только его, но и себя, потому что она бы сразу увидела у крыльца дамский велосипед. Ну а потом мог бы разразиться скандал, яростный, дикий скандал. И в итоге этот праздничный день сложился бы совершенно иначе.

Но разве она так или иначе не устроит скандал, когда Пол с таким опозданием доберется до отеля «Лебедь» в Боллингфорде?

Ох уж эти скандалы! Ох уж эти сцены и даже целые спектакли, которые так и не случаются, но словно ждут за кулисами, когда им представится такая возможность! Теперь, думала Джейн, наверное, уже почти половина второго. За окном хором пели птицы. А где-то по ту сторону от Боллингфорда мчалась на своем «Эммамобиле» мисс Хобдей, спеша на свидание с Полом. И, возможно, тоже опаздывала. Впрочем, она, женщина, имела полное право опаздывать. А может быть, ей вообще было свойственно всегда и повсюду безумно опаздывать, так что Пол вполне сознательно рассчитывал на эту ее привычку, способную кого угодно вывести из равновесия. И если он все рассчитал правильно, то они просто опоздают оба, так что им и злиться друг на друга не придется.

Пожалуй, это было самое простое объяснение.

Но, даже опаздывая, Эмма Хобдей будет наслаждаться во время езды головокружительной красотой этого весеннего дня. Впрочем, сидеть за рулем автомобиля Джейн не доводилось – это было за пределами ее опыта горничной. Она «водила» только велосипед. И все же она попыталась представить себя на месте – точнее, в автомобиле – Эммы Хобдей, которая не знала еще, в каком виде предстанет перед ней ее будущий муж. Как не знала и того, что ему понадобилось страшно много времени, прежде чем он наконец решился надеть брюки.

А «вожди племен» в Хенли, должно быть, уже покончили с копченым лососем и решали теперь, что заказать – то ли утку, то ли ягненка под мятным соусом, хотя ягненка здесь, разумеется, готовят не так хорошо, как это делает Милли. И, обсуждая меню, они снова и снова восторгались тем, какой сегодня выдался великолепный денек, и все повторяли: хорошо бы такая же погода была и в день свадьбы! И Джейн представляла себе просторный обеденный зал с высокими французскими окнами, распахнутыми навстречу солнечному свету. Лужайку, спускающуюся к реке. Столы, сервированные прямо под открытым небом. Белые летние шляпы. Действительно, точно свадьба.

Ох уж эти воображаемые сцены! Представляя себе сидящих за ланчем господ, она словно пыталась представить себе или даже предсказать возможное или вполне реальное будущее. Но ведь таким образом можно было вызвать к жизни и нечто несуществующее.

Она услышала, как глухо взревел мотор его автомобиля. Затем этот рев повторился еще раза два. Возможно, он всегда так делал, прогревая двигатель, – как перед началом гонок. Хотя сейчас ему, пожалуй, и впрямь придется гнать вовсю, чтобы все-таки не так сильно опоздать на свидание с ней. Однако он так и не рванул с места – колеса лишь негромко проскрипели по гравиевой дорожке, а не взвизгнули, не просвистели, разбрасывая камешки. Затем автомобиль стал постепенно набирать скорость и помчался по подъездной аллее, обсаженной липами, мимо двух просторных лужаек. Вскоре эти звуки стали почти не слышны, заглушенные неумолчным птичьим пением.

Джейн не шелохнулась. Не встала, не подошла к окну. Она лишь в последний раз услышала короткий, набирающий силу рев – это Пол выехал на гудронированное шоссе, по которому сегодня утром, только на другой машине, вез перепуганных, но страшно гордых Этель и Айрис, – и поняла, что он, словно опомнившись, с силой вдавил в пол педаль газа.

Однако она все еще продолжала лежать. На окне слегка трепетали шторы, но она по-прежнему не шевелилась. Она словно видела себя со стороны: на постели Пола в его комнате лежит обнаженная девушка – она, Джейн, – и неизвестно, сколько времени она лежит вот так, совершенно неподвижно. В итоге она почувствовала всю нелепость своего поведения и поняла, что, пожалуй, нужно встать, хотя все еще испытывала странную, даже пугающую, потребность не шевелиться.

Собравшись с духом, она начала подниматься. Сперва села в постели, затем спустила на пол ноги, нащупав босыми ступнями ковер. Затем прошлась по ковру, голая, как это только что делал Пол. Оба его брата смотрели на нее из серебряных рамок. Она полюбовалась на себя в зеркало и подошла к окну. Но там смотреть было не на что. Беркшир. И вокруг ни души, и некому было заметить, как в окне второго этажа необъяснимым образом возникли ее лицо и ничем не прикрытая обнаженная грудь, освещенная ярким солнечным светом. Небо по-прежнему сияло чистой голубизной.

Она снова повернулась лицом к комнате и, сопротивляясь мимолетному желанию немедленно собрать свои вещи и одеться, посмотрела на постель, где они только что лежали рядом, на отброшенные одеяла, на смятые простыни, на небольшое, но вызывающе заметное пятно.