— Да, жинки и дивчата у нас яскравы, — откликнулся на рассказ капитана Кемень и впервые за время их общения раздвинул губы в подобие улыбки.

— Вот где самый верняк был от легавых уйти, — якобы заново переживая свой арест, «вор» хлопнул себя ладонью по колену. — Когда из кабака выводили. И рванул, но… — «Жох» щелкнул себя пальцем по горлу, — быстроты-то и не хватило. Подстрелили, — капитан закатал рукав, как когда-то перед Берией. — Видишь, как кожу попортили.

— Коли ж це було? — Кемень внимательно рассмотрел след от финской пули, словно он был лечащим врачом.

— Да уж недели три тому назад, — капитан сделал вид, что никакого повышенного интереса собеседника к теме не чувствует, вопрос воспринимает как естественный. Вопрос человека, в котором вор перестал видеть для себя опасность, убедившись, что тот и вправду политический и попал в карцер без блатного задания замочить ссученного фартового. — Я ж в тюремной больнице валялся. Вон там меня местные босяки и срисовали, стукнули своим паханам. Повезло, что к тому времени меня полюбила медсестра Наталка. Нашепчу всякое на перевязках, ущипну, тисну. Если б ей не нравилось, двинула бы меня грудью, мне бы и каюк, в Наталке той килограммов сто пятьдесят. Пока она там, охрану с больницы можно снять. Эх, жаль, наедине нам с ней не давали остаться, во бы любовь вышла, как… — рассказчик щелкнул пальцами, не найдя достойных сравнений.

Капитан заметил, что назвавший себя Кеменем слушает его воровские истории как занимательные байки из диковинной жизни. «Слушай, слушай, для того и рассказываю, глотай подкормку, а блесна тебя ждет впереди».

— Предупредила за уколом, что шепотки слыхала обо мне в других палатах. Ну, думаю, бежать надо. Начал готовиться, но не успел. Еще в паре-тройке дней железно был уверен, а меня в тюрягу потащили, не долечив. В общую садиться нельзя, и часа не проживешь. Что делать? Я ж не политический, чтоб определять в одиночку. Только в карцер, думаю. Для того устраиваю бузу, кидаюсь на конвоиров, даю в морду, получаю сам…

Капитан показал на фингал под правым глазом, что ему устроил в поезде для подтверждения легенды старший лейтенант Адамец.

То, что капитан выкладывал сейчас, они сочинили со старшим лейтенантом госбезопасности Адамцом частично в Москве, частично в поезде «Москва — Львов». Адамец был тем человеком, которого подключил к операции заместитель Берии Меркулов, откомандировав как толкового специалиста, знатока ОУН. С ним и предстояло дорабатывать детали. Родом Адамец был с Полтавщины, на Западню Украину вообще и во Львов в частности впервые попал в ноябре тридцать девятого, но с тех пор часто наведывался по служебным делам. И его вновь отправили знакомым маршрутом в очередную служебную командировку, прикрепив к капитану Шепелеву.

Они неплохо потрудились над проработкой деталей вечером того единственного дня, что капитан Шепелев провел в Москве. Продолжили обсуждение в мягком вагоне курьерского поезда, покинувшего вокзал за пять минут до полуночи. Ничто вроде бы не опровергало характеристику, данную Адамцу Меркуловым.

Потом появилась бутылка коньяка. Шепелев не отказался, но после ста пятидесяти грамм на капитана навалилась усталость насыщенного московского дня, и он уснул. А утром капитан узнал от проводника историю ночных похождений Адамца. Тот пошел за добавкой в закрытый на ночь вагон-ресторан, каким-то чудесным образом сумел заставить открыть его для себя и учинил в нем форменное народное гуляние. В котором приняло участие женское большинство работников общепита на колесах и повар. Откуда-то взялась гитара. И всю ночь из вагона-ресторана неслись советские и народные песни в исполнении Адамца, а кроме того, как шепотом поведал проводник, «неприличные звуки». Ну ладно, чего там, погулял старлей от души, с кем не бывает. К тому же, если опираться на рассказ проводника, умеет человек веселиться, что, приходится признать, редкость. Чаще всего люди угрюмо напиваются и изводят друг друга путаными пьяными откровениями. Тем более наутро старлей выглядел неплохо, и они дельно поработали, обговорив последние тонкости предстоящей во Львове работы. А вечером Адамец вышел в вагонный коридор покурить, понимая, что разрешения на ресторан от капитана не получит, и исчез. Вернулся он только перед самым Львовым, попахивая все тем же коньяком.

Это уже не могло не тревожить. А кто знает, не занесет ли старлея в запой, несмотря на все его уверения, что больше до конца операции ни капли, и не в запое ли он в настоящий момент, когда капитан на него рассчитывает? Поскольку этого человека Шепелев наблюдал всего второй день, то ни в чем не мог быть уверен. А в том числе и от Адамца зависела такая малость в мировом масштабе, как жизнь капитана Шепелева. Кстати, и другие жизни зависели…

А пока «блатной по кличке Жох» продолжал излагать заключенному Кеменю «свою» историю вора-изгоя:

— Два дня здесь отсидел. Вчера на допрос водили. Кололи на местное дельце. С тем, что я в розыске за побег, у них ясность. Установили. Этот срок у меня уже в кармане…

* * *

Второй разговор этого дня, проходящий вдали от разговора первого и в ином интерьере, однако имел к первому прямейшее отношение.

— У меня к вам такой вопрос, господин Бандера, — сказал Канарис. — Мы хотим сформировать и включить в состав «Бранденбурга-восемьсот»[23] особый украинский батальон. Кого бы вы могли порекомендовать на должность заместителя командира батальона? Этому человеку придется заниматься прежде всего подбором кандидатов в батальон.

Вопрос польстил Бандере. Сам батька Канарис надумал посоветоваться с ним. А не со старым пердуном Мельником. Канарис-то понимает, на чьей стороне будущее ОУН.

Степан не знал, что Мельник был у начальника абвера вчера. По тому же вопросу. Мельник порекомендовал своего человека, который станет одним из заместителей командира батальона. Вторым будет доверенный человек Бандеры. Канарис решил так: командовать батальоном будет, разумеется, немецкий офицер, другой немецкий офицер станет осуществлять общее политическое руководство и надзор, но не они же будут мирить и растаскивать представителей двух враждующих течений в ОУН. Пусть каждое враждующее крыло выделит своего представителя, они и будут держать в руках своих подчиненных: бандеровский заместитель — бандеровцев, мельниковский — мельниковцев.[24]

— Я бы порекомендовал… э-э, — Бандера перебрал уже в уме всех кандидатов (этот глуп, тот не предан мне по-собачьи, третий когда-то дружил с Мельником, четвертый рожей на командира не вышел и так далее, начинаешь перебирать в обратном порядке — то же самое) и лучшего не нашел, — Миколу Волонюка. Но вот далеко он сейчас…