Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не собирался?
— Нет, — спокойно ответил Рейф. — Я не мелочный и не мстительный.
Ее щеки чуть порозовели, когда она услышала в его тоне упрек.
— Так зачем ты ему сказал?
— Чтобы тебе не пришлось этого делать. — Рейф накрыл ладонью ее руку, лежавшую на столе. — Нина, я хорошо понимаю, насколько близки вы с отцом, и я меньше всего на свете хочу стать причиной конфликта между вами. Мне очень хочется, чтобы мы с тобой получше узнали друг друга, но я не позволю тебе в одиночку объясняться с отцом.
Нина почувствовала, что вот-вот расплачется. Рейф слишком хорош собой, слишком очарователен, слишком обаятелен, слишком сексуален…
А если к списку его достоинств добавить понимание и сочувствие, то любую женщину ждет погибель.
— Мы с Дмитрием еще не вполне уверены, нравимся ли друг другу, — сухо продолжал Рейф, — но мы друг друга уважаем. А значит, начало положено.
Нина знала, ее отец — человек консервативный, и ему наверняка пришлось по душе, что именно Рейф сообщил ему о предстоящем свидании с его дочерью. Отец восхищался сильными людьми, умеющими настоять на своем, а Рейфу этого было не занимать.
Нина опустила ресницы:
— Прости, что подвергла сомнению твои мотивы.
— Давай не будем тратить весь вечер на извинения, Нина, — перебил ее Рейф, откидываясь на спинку стула; официант принес первое блюдо и поставил перед ними тарелки.
— Расскажи, чем ты занимаешься в галерее? — спросила Нина, когда официант ушел.
— Чем я занимаюсь?
— Да, — кивнула она. — Я знаю, ты и твои братья управляете галереями, но я уверена, что это не занимает все твое время.
Рейф рассказал Нине о своей работе и о том, что именно он вносит новые предложения для галереи «Архангел», затем вспомнил кое-какие забавные случаи из детства.
— Каково же было вашей маме! — рассмеялась Нина, когда Рейф рассказал ей о том, как они с Гейбом подложили лягушку в постель к бабушке; та приехала к ним погостить на лето, Рейфу тогда было одиннадцать. — Майкл и в этом не участвовал? — полюбопытствовала она, наслаждаясь кофе, который подали в конце ужина.
Рейф покачал головой:
— Даже в двенадцать Майкл уже был серьезным и ответственным.
Нина припомнила, каким собранным показался ей Майкл Д’Анджело во время их первой и единственной встречи.
— Может, ему ничего другого не оставалось, при двух-то братьях-проказниках?
Рейф нахмурился, размышляя.
— Я никогда об этом не думал в таком ключе, но, может, ты и права, — медленно ответил он. — Кстати, о Майкле. Я и с ним говорил сегодня днем.
Нина подняла брови:
— Он вернулся в Нью-Йорк?
Рейф покачал головой:
— Он еще в Париже, у нас была телеконференция.
— Так ты был занят весь день!
Рейф пожал плечами:
— Как и любой другой.
Нина не знала, почему Рейф решил так откровенно ответить на ее вопросы, но это было ей приятно; теперь она знала: он глубже, чем кажется, и не такой, как о нем думают другие. Она виновато посмотрела на него:
— Думаю, всему виной газеты: пишут исключительно о твоих ночных похождениях, а не о работе.
— Они пишут о том, как видят мои ночные похождения, — сухо поправил Рейф.
— Все эти фотографии, на которых ты в компании прелестных женщин, — плод воображения журналистов? — поинтересовалась Нина.
Увы, это было не так. А хуже всего, конечно, та фотография, сделанная два дня назад, на которой он проводит время с Дженнифер Николс вместо того, чтобы ужинать с Ниной и ее отцом.
— Я говорил с Майклом главным образом для того, — Рейф резко сменил тему разговора, — чтобы узнать, что он думает о моей идее попросить тебя заняться дизайном витрин для всех трех галерей.
— Меня? — Предложение, совершенно очевидно, потрясло Нину.
— А почему нет? Те витрины, что ты сделала для выставки отца, простые и элегантные. Мы придерживаемся такой же простоты и элегантности в оформлении галерей «Архангел».
— Ну да, я успела обратить на это внимание. Но… — Нина казалась взволнованной. — У меня уже есть работа.
— Ты работаешь на своего отца.
В этом тоне Нина услышала упрек. Может, и заслуженный. Только Рейф не понимал. Никто не понимал. Ведь почти никто не знал, что случилось с Ниной и ее отцом девятнадцать лет назад. И не мог узнать. Нина прекрасно знала — ее отец использовал все свои рычаги влияния, чтобы удостовериться в том, что события того времени не будут преданы огласке.
— А у тебя есть собственные надежды и мечты? — Рейф сознательно давил на нее, отказываясь менять тему разговора. — Разве тебе не хочется добиться большего в жизни, а не просто находиться в тени своего отца?
Нина побледнела: сначала он откровенничал с ней, а теперь перешел к нападению?
— Не надо так, — тихо сказала она.
— Но ведь это правда!
— Спасибо тебе за прекрасный ужин, Рейф, но, думаю, мне пора. — Она положила салфетку на стол рядом с пустой чашкой из-под кофе и отвернулась. Ее плечи были напряжены.
Рейф нахмурился:
— Я отвезу тебя домой.
— Лоуренс и Пол отвезут меня.
Рейф медленно покачал головой:
— Я привез тебя сюда. Я доставлю тебя домой.
— Зачем? — Ее ярко-зеленые глаза вспыхнули. — Чтобы продолжить меня оскорблять? За что? За то, что я задавала слишком много вопросов? А может, за то, что тебе пришлось честно на них ответить? — проницательно добавила она и встала из-за стола.
Рейф тоже поднялся и, когда она прошла мимо него, схватил ее за руку.
— Значит, вот как, Нина? — мягко спросил он. — Просто убегаешь, стоит кому-то задеть тебя за живое?
Она взглянула на него, в ее глазах блеснули слезы:
— Бегу домой к папочке, хочешь сказать?
Он смутился:
— Я этого не говорил.
— Но имел это в виду, — уверенно ответила Нина, безуспешно стараясь высвободиться из его хватки. — Рейф, ты привлекаешь внимание, — тихо сказала она, заметив устремленные на них любопытные взгляды гостей за соседними столиками.
Ничего удивительного. За ужином они мило беседовали, смеялись, чуть ли не флиртовали, а потом за кофе вдруг сцепились, и теперь еще это…
Но зачем Рейф затеял этот разговор?
Конечно, у Нины были собственные амбиции, и мечты, и надежды. Например, она мечтала учиться в Стэнфордском университете. Эту мечту она осуществила.
Но она и представить не могла, каким найдет отца по возвращении. Она понимала: отчасти он так сильно сдал из-за того, что волновался за нее. Тогда ей хватило смелости лишь настоять на том, чтобы съехать из его пентхауса.