Обрываю себя. Проклятье. И это сказал вслух!

– Я тебя понимаю, чувак, – говорит он.

– Правда?

– Более чем… – Он опирается на локоть. Рисуя восьмерки пальцем на обложке книги. – Но мой отец говаривал: «То, что делает тебя не таким, как все, – это твои суперспособности» – так что… ладно…

– Угум…

Хотел бы я в это верить…

– Ага. И я тоже никому прежде этого не говорил, так что мы квиты.

Две ямочки появляются на его щеках, но он по-прежнему не отводит взгляда от книги.

– Ладно, квиты так квиты, – говорю я.

– В общем, слушай. – Он вдруг выпрямляется. – На самом деле у меня нет этого «места любви», чтобы показать его тебе – ни для доклада, ни вообще. Здесь, я имею в виду.

– Ага, у меня тоже.

– И куда же пойти?

– Ой, э-э… не знаю. Здесь вообще мало куда можно пойти. Уж точно не ко мне домой.

– Да и ко мне нельзя, – говорит он.

– О… – такого ответа я не ждал. И тут же стало любопытно почему.

– Хочешь, просто встретимся на озере? – спрашивает он.

– Нет!

– Ладно… – Он снова листает книгу.

– Я имею в виду… (Проклятье!) Не знаю… дай подумать. (Но как раз думать-то я и не могу. То есть вообще.) В смысле… (о боже-боже-боже!) Наверное, это единственное место…

– В субботу?

– А, наверно, да… Ой! Только не утром, я буду со Старлой. Попозже, днем?

– Договорились, – кивает он.

– Договорились, – киваю я.

В груди колотит кузнечный молот. Странно, что он не слышит грохота. Хотя, может, и слышит. Его пляшущая нога точно попадает в ритм. И я доподлинно знаю, что он своими глазами накладывает на меня заклятье: все плывет, я потею, дергаюсь и…

– Ой-ёй! – Кисти рук прошивает иголками. Нет. Черт!

– Что случилось?

– Ничего.

Дурацкое лечение. Я же знал. Я не должен этого делать. Я не должен думать о нем так. Вот и как теперь с этим быть? Я с размаху роняю руки на колени. Тру их друг о друга. Смотрю на часы над классной доской. Кажется, они сломались: застряли тик-тик-клик на одной и той же секунде, снова и снова.

– Знаешь, ты странный, чувак.

– Ага. Наверное, за это мой старик и платит леди-доктору, хе-хе.

– Я понял, – кивает он. – Не такой, как другие.

– Какие другие?

– Другие белые парни, – говорит он, махнув рукой на Скотти и Обезьян, сидящих впереди и сейчас сгрудившихся, точно пещерные люди, вокруг хихикающих девчонок. А я почти забыл, что в классе есть еще кто-то, кроме нас.

– Нет. Не такой, – соглашаюсь я. – Совершенно точно.

– Не такой, как все, да? Может, это и есть твоя суперспособность…

– Ну… может быть…

Не смотри на него. Не попадайся в эти гипнотические глаза. Сосредоточься на сломанных часах над доской, чтобы больше не чувствовать иголок…

– У тебя такие светлые волосы, чувак. Почти белые.

– Хммм?.. А, ну да…

– И шрам крутой, – продолжает он.

– Чего?

– Шрам. На лбу. Клевый такой. Как ты его заработал? – Он протягивает руку, чтобы отвести в сторону мои волосы.

– Не надо! – Я торопливо приглаживаю челку, чтобы прикрыть лоб.

– Извини, приятель.

– Все нормально. Я просто… – перевожу дух. – Так вот, в общем, насчет любви…

– Угу…

Звенит звонок.

Слава Зигги!

После школы, когда мы на велосипедах едем домой, Старла говорит, что они с Линдси в воскресенье идут в церковь.

– Мне нравится Уэб, – добавляет она.

– Ага…

– А вы, ребята, что будете делать?

– Ну, наверное, просто встретимся на озере. – Я стараюсь сказать это так же небрежно, как, типа: «Чувак, ты о «Кардиналах»[31] что думаешь?» Не срабатывает.

– Что? На озеро?! Тебе же там не нравится, Джонни.

– Нет, нравится.

– Уверен? Ты не был там с тех пор, как…

– Да, уверен! – стреляю ей в глаза лазерами.

– Ладно, ладно… Мне просто казалось, что ты не хотел больше туда возвращаться.

– Ну… Теперь хочу.

– Что ж… Думаю, тем лучше, – говорит Старла, когда подъезжаем к ее дому. – Слушай, у тебя ведь сеанс завтра, да?

– Угу.

– Может, тебе поговорить с ней об этом, она…

– Поговорю.

Пытаюсь уехать, но подруга останавливает меня, ухватившись за мой руль.

– Она старается тебе помочь, Джонни.

– Да знаю я, знаю.

– Хорошо. – Она целует меня в щеку, прежде чем завернуть «Швинн» на подъездную дорожку. – Увидимся завтра?

– Конечно.

Ладно, плевать на пятилетнее апокалиптическое пророчество Дулика и на неминуемый отъезд Старлы. Она права. Этот гребаный Доклад-От-Которого-Зависит-Твоя-Жизнь определенно прикончит меня раньше.

10

23 мая 1973 года, среда

Следующий день, среда, встреча с доктором Эвелин, и я – хладный труп на ее длинном кожаном диване. Не смею шевелиться, потому что он скрипит, точно миллион цикад, вопящих мне прямо в барабанные перепонки. Поэтому лежу как бревно, повязанный по рукам и ногам без всяких ремней-ограничителей. И полеживаю так уже почти четыре года.

Дымок пачули вьется от зажженной палочки на книжной полке. Вижу два новых предмета:

1) Снежный шар с крохотной пластиковой аркой и теплоходиками, стоящий на полке.

2) Кашпо из макраме, висящее на окне передо мной, пустое.

– А горшок с растением где? – спрашиваю я.

Доктор Эвелин сидит позади меня, быстро-быстро скрипит ручкой в блокноте, точно спятивший спирограф[32].

– Ах да, – говорит она. – Надо купить. Одна клиентка сплела мне это ко дню рождения. Правда, красивое?

Ее голос: гипнотический маятник.

– А когда у вас день рождения?

– Был на прошлой неделе. Юбилей – сороковник, – говорит она и смеется.