– У нас в группе у Маринки такая. Ей итальянец подарил, – подытоживает она.

Отложив куклу, она открыла косметический набор, бегло осмотрела себя в игрушечном зеркальце и торопливо накрасила губы, выковыривая помаду ногтем из круглой лунки. Вытерла палец о салфетку, которую поспешно протянула Клара, зачерпнула фиолетовых теней и мазнула веки.

– Вот теперь нормально, – удовлетворенно произнесла она и закрыла крышечку.

В помаде и тенях Света выглядела пугающе взросло.

– Поговори с ней, – требует Клара. – Вдруг она что-нибудь расскажет: как попала сюда, как раньше жила. Все это потом пригодится. Света уже большая, у нее своя биография. Я не хочу, чтобы она родину забывала. И русский язык постараюсь сохранить. Это очень важно, я уже все обдумала.

– А у меня мамка есть, – девочка смотрит на Нину с вызовом. – Мамка меня не отдаст. Я знаю, эта тетка меня в Испанию увезти хочет. А мамка меня любит. Она хорошая, добрая. Только она отсюда далеко живет и ко мне не ходит. Дом у нас в деревне Дубки. Это за Остапово, знаешь? Зимой ей тяжело ходить, а летом сядет на автобус и приедет.

Нина не уверена, нужно ли все это переводить. Клара молча делает ей какие-то знаки, вопросительно изогнув брови, и на всякий случай Нина решает замять дело:

– Ничего не помнит. Говорит, что часто оставалась одна, голодала…

– Нет, так дело не пойдет, – обижается Клара. – Нужно как можно больше выяснить. Если Света не хочет говорить, расспросим директора, и я все запишу.

– А зачем записывать? – осторожно спрашивает Нина.

– Как зачем? – Клара удивленно разводит руками. – Когда Светлана вырастет, ей захочется все узнать – откуда она, из какой семьи. У нее сохранится мой отчет о поездке. Может, мы с ней вместе приедем в Россию, разыщем родственников. Ее законное право – знать как можно больше о своем прошлом. Мы не можем нарушать чужих прав.

«Вот дура, – с досадой думает Нина. – Зачем тебе ее родственники? Ты хоть представляешь, как они выглядят?»

Детдомовская докторша, крошечная испуганная тетечка в медицинском халате, рассказала, что в детском доме Света появилась не так давно. Мать сидела в тюрьме: собственными руками зарезала Светиного отца, законного своего супруга. В момент убийства дочка была рядом и все видела.

Попрощавшись с Кларой, докторша вышла в коридор и поманила за собой Нину.

– Понимаете, тут такое дело, – начала она вполголоса. – Даже не знаю, говорить про это иностранке вашей или лучше не надо… Решайте сами. Дело в том, что Свету нашу еще до детского дома кто-то изнасиловал. Нам она ничего рассказать не может, да мы и не спрашиваем. К чему ребенка лишний раз травмировать? Такие дети к нам часто попадают. Насилуют отцы, отчимы, гости… По пьяни, как правило.

Нина похолодела.

– Как же это обнаружилось?

Быстро подсчитала в уме: сейчас Свете шесть, в детском доме она провела полгода, до этого жила в реабилитационном центре. Значит, тогда ей было лет пять или еще меньше.

– Случайно. У Светы был цистит, ее смотрел врач и увидел, что нет девственной плевы.

– А в милицию вы обращались? Ведь это же уголовное преступление. Вдруг в Дубках живет маньяк, который насилует девочек?

– Да что вы, голубушка, – докторша покачала маленькой седой головой. – Кого теперь найдешь? Отец умер, мать в тюрьме. Дубки отсюда далеко. Крошечная деревня, в несколько домов, Света там единственным ребенком была. Заявления никто не подавал, подозреваемых нет. Что вы… А вообще, – добавила она, – вы даже не представляете, что творится в наших пьющих деревнях. Детей насилуют, да, моя милая. Чего только не бывает… Обидит взрослый ребенка – а тому и пожаловаться некому. Больно, стыдно, наябедничает матери – та еще и отлупит: нечего под ногами вертеться… Сама виновата. Видишь, папка пьяный – держись от него подальше. А еще хуже, если изнасиловал любовник. Мать не выдаст, чтобы муж не узнал. Сожитель виноват – тоже понятно: не станет баба его терять, испугается одна остаться. – Докторша вздохнула. – Вам посоветоваться с кем-нибудь надо, как про это иностранке сказать. Ошибиться нельзя… Дело-то непростое…

Оставшись в коридоре одна, Нина поспешно набрала номер Ксении.

– Скажешь правду, возьмет и откажется, – задумалась Ксения. – А не скажешь – когда еще обнаружат. В ближайшие несколько лет гинеколог девчонку не будет смотреть. Может, об этом вообще никто никогда не узнает… Лучше не говори.

– Как можно не сказать? Это же очень важно!

– Важно одно: чтобы она ребенка взяла. Поступай как знаешь.

Свету увели на полдник, Нина с Кларой остались в актовом зале одни. Клара слушала молча. Нине пришло в голову, что Клара запросто может быть старой девой, у которой в этом смысле все в порядке, если можно так выразиться. «А вдруг девочка ей теперь станет противна, – ужаснулась она. – Боже, зачем я сказала. Не надо было. Ксения права».

– Клара, – воскликнула Нина, желая как можно быстрее, любым способом исправить ошибку. – Это не так страшно. Не расстраивайся. Сейчас делают специальные пластические операции, восстанавливают девственность. Свете даже объяснять ничего не придется. Пойдете к врачу, и ей потихоньку зашьют. У нее же был цистит. Скажешь, что для лечения нужна операция.

Клара ничего не отвечала. Она смотрела в окно на синиц, слетевших на карниз, где висела кормушка с хлебными корками. На ковре и стенах лежали лимонно-желтые лужицы солнца. Было слышно, как где-то на улице верещат дети, которых вывели погулять. Рядом на полу валялась коробка из-под куклы – длинная и узкая, как будто в ней хранилась не кукла, а реактивный снаряд.

Клара молчала, пока они одевались и выходили во двор. Пока прощались с высыпавшими на крыльцо детьми, которые потом долго еще смотрели им вслед и махали руками. «Возвращайся, тетя! Забери меня тоже в Испанию», – нагло орал Нине вдогонку лопоухий мальчишка, показывая черные дырки вместо передних зубов. Шапки на нем не было, бритую голову покрывали замазанные зеленкой глубокие шрамы, и Нина в ответ смеялась и махала мальчишке рукой, прижавшись лбом к запотевшему боковому стеклу, пока микроавтобус разворачивался перед крыльцом и выезжал за ворота. Потом они осторожно, чтобы не завязнуть, пробирались через заснеженное село, плутали по лабиринту белых дорог, отыскивая путь на московскую трассу. Клара молчала, и Нина боялась заговорить первой.

Суд состоялся через два с половиной месяца – пока Клара собирала недостающие бумажки, пока Свету возили в Рогожин на обязательную перед судом медкомиссию. Потом все по очереди болели – чиновница из опеки, директор детского дома. Без них назначать было нельзя.

В зале суда Света показалась Нине совсем не такой, как в детдоме. На нее заранее надели привезенные из Испании джинсы, яркий свитер, белые кроссовки, и перед Ниной сидел обыкновенный домашний ребенок. Девочка-первоклассница, мамина дочь.

На суде возникла заминка: Света отказалась говорить. Терла веснушчатый нос, хлопала глазами и молчала.