— Бог ты мой! — усмехнулся он. — Смотрите-ка, она требует к себе уважения! И это женщина, чья добродетель по меньшей мере…

— Прекрати! — выкрикнула Виктория. Она понятия не имела, к чему он клонит, но уже сам тон был оскорбителен. — Прекрати сейчас же!

К ее величайшему изумлению, он послушался. Видно, его ошеломила ее неожиданная вспышка. И неудивительно — та девушка, которую он знал семь лет назад, редко повышала голос. Виктория дернулась, пытаясь высвободиться.

— Пусти меня.

— Вот уж нет.

Виктория вскинула голову.

— Что ты сказал?

Он пожал плечами и окинул ее оценивающим взглядом.

— Хочу еще раз посмотреть на то, что я утратил семь лет назад. Должен тебе сказать, ты прелестна. Рот ее сам собой открылся от изумления.

— — Да если бы я…

— С твоей стороны было весьма неразумно отвергать меня, — перебил он ее. — Знаешь, теперь мне наплевать на отцовское наследство. Видишь ли, уже довольно долгое время я, моя дорогая, потрясающе, просто сказочно богат.

Его отец тоже называл ее «моя дорогая». И разговаривал с ней таким же снисходительно-презрительным тоном. Виктория с трудом удержалась, чтобы не плюнуть ему в лицо, и ограничилась тем, что сказала с нескрываемым ехидством:

— Какое счастье!

Но он продолжал, кажется, даже не заметив насмешки:

— Признаться, никогда не думал, что встречусь еще раз с тобой.

— Я тоже на это надеялась, — отпарировала Виктория.

— Гувернантка, — задумчиво промолвил он. — Какое странное и непрочное положение занимает она в доме. Вроде бы и не член семьи, но в то же время и не прислуга.

Виктория вытаращила на него глаза.

— Когда это ты успел ознакомиться со всеми «странностями» положения гувернантки?

Он склонил голову набок и посмотрел на нее с обманчиво-дружелюбным выражением.

— И как давно ты этим занимаешься? Знаешь, я нахожу довольно забавным, что английские аристократы доверяют тебе воспитание своих детей.

— Уж во всяком случае я имею на это больше моральных прав, чем ты.

Он неожиданно расхохотался.

— Но ведь я никогда не выдавал себя за образец добродетели. Я никогда не притворялся честным и порядочным и никогда не прикидывался пай-мальчиком. — Он приблизился к ней и дотронулся до ее щеки тыльной стороной ладони. Прикосновение было пугающе нежным. — Я никогда не разыгрывал из себя непорочного ангела.

— Не правда! — вырвалось у нее. — Ты лгал мне. И лгал так искусно, что я вообразила себе, что ты мой идеал, что ты тот, о ком я всегда мечтала. А тебе от меня нужно было только…

Глаза его угрожающе сверкнули, он с силой сжал ее руку так, что Виктория чуть не закричала.

— Ну, что, что мне было нужно? Договаривай, Виктория.

Она молча пыталась вырвать руку. Внезапно он отпустил ее.

— Впрочем, к чему обсуждать сейчас мои глупые мечты и надежды.

Она глухо рассмеялась.

— Твои мечты? Что ж, мне очень жаль, что тебе не удалось заполучить меня в свою постель. Вероятно, это разбило тебе сердце.

Он шагнул к ней, в глазах его сверкнул опасный огонек.

— Ну об этом-то помечтать никогда не поздно, не так ли?

— Да, но только этой твоей мечте никогда не суждено сбыться.

Он пожал плечами, всем своим видом выражая свое недоверие ее словам.

— Господи, неужели я так мало для тебя значила? — горько прошептала она.

Роберт уставился на нее, не веря своим ушам. Да она была для него дороже всего на свете! Дороже самой жизни! Он обещал подарить ей луну, и будь он проклят, если бы не подарил! Он ведь так любил ее, что непременно нашел бы способ снять с небес этот сверкающий шар и преподнес бы его своей возлюбленной на серебряном блюде, если бы она того пожелала.

Но она — она никогда по-настоящему его не любила. Ей просто не терпелось выскочить замуж за богатого графа.

— Тори, — начал он, намереваясь обрушить на нее град упреков.

Но она не дала ему договорить.

— Не смей называть меня Тори!

— Почему? Ведь это я придумал для тебя это имя, — заметил он.

— Ты отказался от всех прав на меня семь лет назад.

— Я отказался? — повторил он, удивляясь про себя, как у нее хватает наглости сваливать на него свою вину.

В памяти его всплыли события той злосчастной ночи. Он ждал ее, стоя на холодном ночном ветру. Ждал больше часа, и каждая частичка его существа дышала любовью, желанием и надеждой. А она в это время спала. Спала, нисколько не заботясь о том, что он ее ждет.

Злость и ярость захлестнули его. Ему захотелось сжать ее в объятиях так, чтобы кости захрустели.

— Я вижу, Тори, ты успела подзабыть кое-какие подробности наших отношений.

Глаза ее гневно сверкнули.

— Я же сказала, не смей называть меня так. Я больше не та Тори, которую ты когда-то знал. За эти годы я сильно переменилась.

Он невесело усмехнулся.

— И кто же ты теперь?

Она несколько мгновений пристально смотрела на него, очевидно, решая, отвечать или нет на его вопрос. Наконец твердо промолвила:

— Я мисс Линдон. А последнее время просто Линдон, и все. Тори больше нет.

Теперь он и сам увидел новую Викторию. В чертах ее лица появились твердость и внутренняя сила. И в глазах читалась непреклонная решимость, которая почему-то неприятно его удивила.

— Да, ты права, — согласился он, пожав плечами с деланным равнодушием. — Ты не Тори. И возможно, никогда ею не была.

Виктория нахмурилась, но промолчала.

— И я благодарен тебе за это, — продолжал он издевательски-торжественным тоном. Она удивленно вскинула на него глаза. Он поднял руку, словно провозглашая тост.

— За Викторию Мэри Линдон! Я получил от нее очень важный урок — его необходимо усвоить каждому мужчине.

У Виктории засосало под ложечкой; она попятилась назад.

— Перестань, Роберт, прошу тебя.

— Благодаря ей я понял, что женщины — никчемные создания и…

— Роберт, не надо.

— …и что они годятся только для одной цели. — Он медленно провел пальцем по ее губам. — Хотя я должен признать, что с этой обязанностью они справляются превосходно.

Виктория неподвижно стояла, чувствуя его пальцы на своих губах и изо всех сил стараясь умерить сумасшедшее биение сердца.

— Но более всего, мисс Виктория Линдон, я благодарен вам за то, что узнал с вашей помощью, зачем на самом деле нужно сердце. Видите ли, сердце нам дано вовсе не затем, чтобы любить.