Но дети убивают. Ратлидж узнал страшную истину в Лондоне, в первый год службы в Скотленд-Ярде.

Они вышли из рощи на дорожку, которая вскоре вливалась в главную деревенскую улицу, где лепились друг к другу дома под темными крышами. Крыши на солнце поблескивали, как ртуть, а при дожде походили на свинец. За каждым забором Ратлидж видел палисадники, пестреющие цветами, и огороды.

Рейчел остановилась.

– Мне сюда – я остановилась у знакомой, которая живет на окраине. – Она снова приложила ладонь козырьком ко лбу и сказала: – Вы ведь не серьезно – насчет того, что хотите вернуться в Лондон? Пожалуйста, задержитесь и попробуйте хоть что-нибудь прояснить! Мне не удастся во второй раз упросить Генри о помощи.

Ратлидж рассмеялся:

– Да, наверное… – Он вспомнил лондонскую жару, тесный кабинетик, претензии Боулса и отвратительного маньяка с ножом, который ухитрился приковать к себе внимание всей столицы. Неожиданно для себя он вдруг сказал: – По крайней мере, пока я уезжать не собираюсь. Пробуду здесь еще несколько дней.

Успокоившись, она ушла, а Ратлидж повернул к «Трем колоколам». Но, заметив по пути вывеску приемной врача, он распахнул калитку и, поднявшись на крыльцо, постучал в дверь.

Ему открыла красивая молодая блондинка.

– Если вы на прием, то успели как раз вовремя, – сказала она. – Еще пять минут – и он бы ушел обедать.

– Миссис Хокинз? – наугад спросил Ратлидж.

– Да, и если вы чуть-чуть подождете… – Она провела его в крошечную комнатку ожидания, обставленную разрозненными предметами старой мебели. Видимо, их стащили сюда со всего дома. – Я передам доктору, что вы пришли. Как ваша фамилия?

Ратлидж назвался, и миссис Хокинз скрылась за дверью. Через несколько секунд она снова появилась в гостиной.

– Доктор Хокинз вас сейчас примет. – Она распахнула дверь, готовясь закрыть ее за посетителем.

Ратлидж очутился в опрятном, на удивление светлом кабинете.

– Доктор Хокинз? – обратился он к низкорослому, коренастому человеку, сидевшему за письменным столом. Он был не так молод, как жена, но, по мнению Ратлиджа, ему вряд ли было больше тридцати пяти лет.

– Да, чем я могу вам помочь? – Доктор окинул Ратлиджа внимательным взглядом с головы до ног. Он увидел явно больше того, что хотел бы показать Ратлидж. – У вас, наверное, бессонница?

– Нет-нет, у меня нет никаких проблем, – суховато ответил Ратлидж. – Я инспектор Ратлидж из Скотленд-Ярда…

– Ах ты господи, что там еще случилось?

– Меня прислали к вам не из-за того, что случилось сейчас. Скотленд-Ярд повторно расследует обстоятельства смерти трех ваших пациентов – Стивена Фицхью, Оливии Марлоу и Николаса Чейни.

Хокинз посмотрел на него в упор и с такой силой ударил ручкой по столу, что она отскочила и чуть не упала.

– Их смерть – уже история! Дело закрыто! Коронер согласился с моими первыми впечатлениями и моим квалифицированным мнением. Несчастный случай и двойное самоубийство. Надеюсь, вы прочли мой отчет?

– Да, он очень подробный. И тем не менее я должен задать вам кое-какие вопросы, на которые вы должны ответить.

– Я и сам прекрасно знаю, что должен, – раздраженно ответил Хокинз. – Все, что требовалось, я уже сделал! – Прищурившись, он вдруг посмотрел на Ратлиджа с подозрением: – Надеюсь, вы не собираетесь эксгумировать трупы? Только этого мне сейчас и недоставало!

– В каком смысле?

– Послушайте, я служу здесь уже давно. Смею надеяться, что врач я неплохой. Практика перешла ко мне от тестя – сам он сейчас плохо соображает, его доконала война, когда работать приходилось напрягая все силы. Хотя мне здесь нравится, я подумываю перебраться в Плимут. Опыта я набирался на войне. Там приходилось делать много того, чему меня не учили в университете. Я собирал по кускам умирающих, живых отправлял обратно на передовую, не давал расстреливать контуженых за трусость… – Заметив, как вздрогнул Ратлидж, Хокинз злорадно добавил: – Я даже принял роды у сорока семи беженок, которым негде было спать и нечем кормить младенцев! Я отдал свой долг и заслужил право на нечто лучшее, и если мои будущие партнеры узнают, что по требованию Скотленд-Ярда эксгумировали трех – понимаете, трех! – моих пациентов, мне конец. Я застряну в Боркуме навсегда. Можно не мечтать о Плимуте и не надеяться в конце концов перебраться в Лондон.

– То, что Скотленд-Ярд проявил интерес к их смерти, никоим образом не отразится на вашей…

– Черта с два не отразится! Да поймите же, ведь я подписывал свидетельства о смерти! Очень даже отразится!

– Значит, вы убеждены, что ни один из трех случаев не вызывает подозрений?

– Вот именно! У меня нет ни малейшего сомнения!

– А вам не приходило в голову, что в прошлом всех трех жертв могли произойти какие-то важные события, которые повлияли на настоящее? Что двойное самоубийство на самом деле – убийство и самоубийство? С таким делом я сталкивался совсем недавно…

Хокинз поднял руки вверх:

– Убийство и самоубийство?! Вы пьете, от вас разит спиртным. Может, у вас белая горячка?

– Нет, я так же трезв, как и вы, – возразил Ратлидж, сдерживаясь из последних сил.

– Верится с трудом, раз вы выдвигаете такие предположения! Войдя в кабинет, я увидел на диване тела двоих людей – мужчины и женщины. Они лежали, держась за руки; она держала правой рукой его левую… В свободной руке у каждого из них был стакан. На стенках стакана мы обнаружили следы лауданума, или спиртовой настойки опия; то же вещество обнаружилось у них на губах, во рту, в кишечнике. Доза более чем достаточная, чтобы быстро убить обоих. Мисс Марлоу в детстве болела полиомиелитом; что бы вам ни говорили, паралич причиняет боль. Еще мой тесть выписывал ей лауданум – а потом и я, по необходимости. До последнего времени она относилась к приему лекарства очень ответственно. Я не обнаруживал у нее нездорового пристрастия к опию. Но, если хотите умереть, смерть от лауданума – самая безболезненная из всех. Не могу винить ее за то, что она выбрала такой способ ухода из жизни… Я не нашел доказательств того, что один из них вынудил другого выпить настойку. Нет кровоподтеков ни в области нёба, ни на языке, ни на губах. И содержимое их желудков также не возбуждало подозрений. Двойное самоубийство. Именно оно! Не более и не менее.

– Содержимое их желудков не наводило на мысль, что один из них мог незаметно подлить настойку другому перед тем, как проглотить содержимое своего стакана?

– Трудно незаметно подлить лауданум в прозрачный бульон, ягнятину, овощи и картофель!

– В их кругу принято запивать еду вином, а на десерт пить кофе…

– Судя по анализу содержимого их желудков, они прожили достаточно много времени после последнего приема пищи. Лауданума не было ни в вине, ни в кофе. По-моему, они приняли настойку после полуночи. Возможно, долго обсуждали свои планы, а потом перешли от слов к делу. Хотя, может быть, смерть наступила и перед рассветом. Когда в понедельник утром их нашла миссис Трепол, они уже были мертвы больше суток. Кстати, мне тоже пора обедать… прошу меня извинить, я пойду есть. Мой вам совет – возвращайтесь в Лондон и займитесь там чем-нибудь более полезным. В таких местах, как Боркум, преступления совершаются редко. На моей памяти, нам еще ни разу не требовались услуги Скотленд-Ярда, и сомневаюсь, что они потребуются в ближайшие двадцать лет!