— Не трогайте меня! Я буду кричать! — отчаянно вскрикиваю. Задубевшими руками пытаюсь расстегнуть сумочку, нащупать внутри телефон, но проклятая молния не поддаётся. Заело. Я так сильно боюсь, что не могу управлять телом. Пальцы трясутся.

— Ты смотри какая! Боюсь, боюсь, — хохочет Бармалей, наигранно вскидывая руки вверх. Остальные подельники глумливо ржут. — Ты совсем охуела, да? Мы тебя четыре месяца, блять, пасём! Заебались рыскать по дебрям, выискивая хитрожопую овцу.

Секунда. Они оказываются рядом слишком быстро.

— Когда бабки отдашь, сучка?! — один из уродов хватает меня за волосы, больно дёргает. Я спотыкаюсь и падаю на грязный асфальт. Бьюсь коленями об острую поверхность, раздирая их до крови. Рву колготки, счёсываю ладони. На глазах брызгают слёзы. Боли и обиды.

— Я отдам! Немного позже. И так достаточно вам вернула. Я дала вам всё, что у меня было. Пожалуйста, не делайте мне больно!

Горько плачу, умоляя мерзавцев сжалиться. Я стою перед ними на коленях. Один из уродов делает выпад вперёд и отвешивает мне пощечину.

— Рот закрыла, пока открывать приказа не было. Или я сам его закрою. Но в следующий раз не кулаком.

Лидер шайки криво лыбится. Кладет руку на выпирающую шишку, в области ширинки, почухивая приличную выпуклость.

Меня сейчас тошнит. Сердце начинает стучать быстрее и чаще. Они пьяные. Обкуренные. От них травой несет и пивом за километр.

— Пусть всем по кругу отстосет, потом мы её трахнем у стенки. И заберём! Поживет пока у нас, будем ебенить по очереди, пока не надоест и не посчитаем нужным, что долг отработан.

— Что скажешь, красотуль? — лидер банды скалится как акула. — Он гладит меня по раненой щеке. Слезы льются ручьями вместе с потекшей тушью. — Если нет бумажек в заначке, то значит телом рассчитаешься. Отработаешь как шлюха. Бесплатно. Месяца три.

— Пять, — перебивает один из гандонов.

— Нет, не надо так… — слёзы душат похлеще яда.

Главарь резко впивается пальцами в мои скулы, я взвизгиваю, жмурясь, когда он вдавливает в мой рот свои вонючие пальцы, будто спицы.

— Рот открыла, дрянь! Сейчас горлом будешь работать! Остатки долга только так возьмем!

— И не только, — мерзкий хохот беспощадно вспарывает ножом нервы.

— Нет, прошу, нет. Вы же люди… Ну вы же не звери! Отпустите, молю!

У меня начинается адская истерика.

Они убьют меня.

Убьют.

Изнасилуют до смерти и бросят в грязный мусорный бак. Никто искать не будет. Нет у меня никого. Я сирота.

Бандиты окружают меня толпой, загоняют в угол, как на заклание, перед тем, как устроить смертную казнь. Распускают ширинки. Приспускают штаны, наглаживая топорщащиеся члены. Ржут. Ублюдки ржут над слабой, избитой женщиной, не способной дать отпор, стоящей перед толпой уродов на коленях, в грязи.

Мой кошмар повторяется. Если три месяца назад им помешали, их тогда кто-то напугал, то в этот раз вряд ли молния ударит в одно и тоже место дважды.

— Открывай хлебало, — Бармалей плюётся

Я закрываю глаза, плотно смыкаю губы. Трясу головой.

Пусть избивают. Добровольно не стану унижаться. Довольно!

— Чё, непонятливая, да? — кто-то резко хватает меня за горло, сильно сдавливает шею.

Больно! Печёт!

Я уже прощаюсь с жизнью окончательно, как вдруг слышу оглушающий рёв мотора.

Сильный, звучный. Как двигатель взлетающего истребителя. Аж уши горят огнём.

Яркая вспышка фар слепит глаза. Прищурившись, я вижу красную спортивную иномарку. Неужели это…

— Отошли от неё, уёбки.

Хлопок. Из тачки вылетает массивная, тёмная фигура.

Сердце подскакивает до самого горла от зашкаливающего адреналина.

— Кто там?

— Чё за понты?

Ублюдки начинают нервничать, отвлекаются на незваного гостя, отпуская моё горло. Я вскакиваю на ноги, но бежать некуда. Позади тупик — обшарпанная стена. Я жмусь к ней спиной, щурюсь, пытаясь понять, что там происходит, и дышу часто. Как будто в последний раз. Не могу надышаться.

Картинка раскачивается перед мутнеющими глазами. Я на грани обморока. Вышибалы окружают здоровяка, словно гиены, готовые в любой миг бросится стадом на жертву-одиночку. Однако, что-то идёт не так. Их много, но он — один. Достоин десятерых таких же Бармалеев, если не больше.

Бах!

Бах!

Бах!

— Ай, бляяя!

— Ты что творишь?!

— Ёбаный в рот!

Я опять падаю на колени, закрываю уши и кричу. Там что-то страшное происходит. Что-то, похожее на драку.

Выстрелы.

Я полуживая.

Слышу звон в ушах. Маты. Глухие стуки. Перед глазами мелькают пятна, а кончики пальцев немеют и покалывают. Я заваливаюсь на бок, будто пустая кукла, когда шум стихает, а окружающее пространство пожирает могильная темнота.

Прежде, чем утонуть в бездне, я вижу высокую крепкую фигуру. Она будто в замедленном кадре двигается ко мне. Я узнаю этот устрашающий силуэт. Этот терпкий запах настоящего мужчины…

Глаза закатываются. Истерзанная стрессом, я теряю сознание, в момент, когда кто-то большой и сильный садится напротив меня и осторожно касается горячей ладонью раненного лица.

Бах.

Пустота.

Марс

— Найди меня… Найди.

Сладко стонет малышка, прячась за тенистыми деревьями. Её красивые волосы, как белоснежные облака, на бегу струятся за ней следом.

— Ну же, — смеётся.

Звонкий, как колокольчик смех, разливается по всей опушке леса. Здесь свежо. Прохладно. И очень красиво. От насыщенных цветов ярко-зелёных растений и ясно-голубого неба, виднеющегося из-за высоких крон елей, рябит в глазах. Я будто попал в сказочный мир. Как в «Аватаре». Райские тропики, девственные. Над головой разливается мелодичное пение птиц. Ни души. Полный релакс.

— Ангел, — кричу во весь голос, едва поспеваю за ней.

Прохладный ветер ласкает воспалённые жаром щёки. Сердце внутри бьется ритмично, уверенно. Я слишком сильно возбужден. Но боли в груди нет. Лишь приятная сладость в мышцах. Особенно в члене. Я хочу её. Чёрт! Как же дико хочу крошку. Наши с ней гонки напоминают беспощадный марафон на выживание. Беги, или умри.

Каждый раз одно и тоже. Одно и тоже, блин! Я хочу крошку. Я бегу. Я рычу, как озверевший, желая получить своё. Но, в итоге, ни-ху-я.

Как только я касаюсь красотки, как только развожу стройные ножки шире, дрожа от желания собираюсь вставить под самый корень, совершив прыжок в блаженные пучины рая, моя одержимость исчезает. Девушка рассыпается в воздухе золотой пылью, а меня выдёргивает на поверхность отстойной реальности.