как по команде, отправились к палаткам за лыжами, Каапо же повел Харальда к их жилищу. Откуда его жена и Тиия, как оказалось, пристально следили за происходящим. Дочь колдуна сама опустилась на колени в снег, чтобы привязать Харальду лыжи, а когда поднялась, и молодой норег хотел было обнять её, она, к его большому огорчению, отпрыгнула, словно тот ударил её, и ещё через миг отошла подальше, давая понять, что не желает иметь с избранным для священной охоты ничего общего. Харальд же, сбитый с толку таким неожиданным поведением дочери колдуна и уязвленный этим, пошел вслед за её отцом колдуном туда, где уже выстроилась вереница людей. Возглавил ее тот самый человек, который вызвал Каапо из землянки. Сын конунга узнал его по хриплому голосу. И только у него одного не было копья.

Зато он держал длинный охотничий лук из ивы, обвязанный берестой. Лук был без тетивы, и на конце его красовалась еловая ветка. За ним следовал Каапо в плаще из медвежьей шкуры, потом Харальд, а вслед за молодым норегом все остальные охотники саами. В полном молчании процессия покинула стойбище и двинулась на лыжах по лесу, не выпуская из вида человека с луком. Как он находил дорогу, Харальду было невдомёк — ведь снежные сугробы завалили все тропки. Но шел направляющий уверенно, так споро, что сын конунга с трудом поспевал за ним. Время от времени незнакомец замедлял бег, так что молодой норег мог перевести дух, и в очередной раз подивиться терпению охотников саами, шедшим позади — им-то остановки не требовалось.

Утро было в разгаре, когда направляющий внезапно остановился. Харальд насторожённо огляделся, пытаясь понять, что заставило того остановиться. Вокруг было все то же. Деревья со всех сторон. Снег лежал толстым слоем на земле и на ветках. И ни единого звука… В этой, внезапно наступившей завораживающей тишине, Харальд слышал только собственное учащённое дыхание.

И тут вожатый наклонился и отвязал лыжи. С луком в руке он ступил в сторону и двинулся широким кругом, с каждым шагом глубже уходя в снег. Остальные ждали, следя за ним и не говоря ни слова. А Харальд в волнении и надежде смотрел на Каапо, надеясь на подсказку, но старик стоял с крепко закрытыми глазами, губы колдуна беспрерывно шевелились, словно он молился. Тем временем лучник медленно и сосредоточенно прокладывал путь, оставляя следы на снегу, пока не вернулся к тому месту, откуда начал.

Харальд лихорадочно, снова и снова пытался понять смысл действий этого человека. Всё делалось так спокойно и старательно, что не оставалось сомнений — это специальный и необходимый обряд. Но какой? Харальд, напрягая зрение, вновь оглядел круг внутри следа, оставленного направляющим охотником. И опять ничего особенного не увидел. Разве что сугроб, столь небольшой, что его и бугорком нельзя было назвать. Не имея никаких других объяснений, сын конунга решил, что это место очередного сейда. А что тогда все они делают здесь? Пришли вновь поклониться какому-то могучему духу природы? Ответа не было…

Харальд был крепко убеждён, что вот сейчас Каапо затянет песни для вызова духов. Однако колдун начал спокойно снимать лыжи, тем же занялись и остальные саами. И Харальд вынужденно последовал их примеру. Руки так окоченели от мороза, что молодому норегу не сразу удалось развязать узлы ремней, привязывающих лыжи к новым башмакам. И тут Харальд с большим удовольствием убедился, что, как она и обещала, снег на них не налипает. Кладя на землю тяжелое копье, чтобы освободить руки, и опасаясь, как бы серебряное кольцо — Жребий Судьбы, дар неведомого северного бога, Ибмела Создателя не соскользнуло с руки и не потерялось в снегу, Харальд надел его покрепче на острие копья. Наконец, отложив лыжи в сторону, молодой норег распрямился, огляделся и обнаружил, что остальные охотники уже разошлись по обе стороны от него.

Каапо же стоял немного поодаль, шагах в шести. Единственный, кто находился прямо передо сыном конунга, был лучник, и он шел к середине круга, обозначенного следами его лыж. Направляющий по-прежнему держал лук в правой руке, и по-прежнему лук был не натянут. Дойдя почти до середины круга, охотник сделал три-четыре шага в сторону, потом еще пять-шесть шагов вперед, и повернулся лицом к Харальду. Какое-то чутье подсказало сыну конунга о надвигающейся опасности, и он покрепче ухватился за тяжелое копье. А охотник, приведший их сюда, вдруг поднял лук обеими руками и бросил его в снег у своих ног. Ничего не произошло… И он повторил это еще два-три раза. И вдруг, о светлые боги, вот тут Харальд по-настоящему испугался — толстый слой плотного, успевшего слежаться, снега прямо перед ним раздался вширь, и оттуда, снизу, поднялось нечто огромное, лохматое и вонючее.

— Тролль кривой тебя проглоти! — само собой из уст опешившего норега вырвалось любимое ругательство его отца, Хальвдана Чёрного.

И в следующее мгновение сын конунга узнал в очертаниях, припорошенных снегом, разъяренного медведя, идущего прямо на него…

Вспоминая этот ужасный миг много зим спустя, Харальд так и не смог понять спасло ли его тогда природное чувство самосохранения или то, что он, не задумываясь, последовал урокам отца, полученным не так давно в лесах Вестфольда, но видимо, впитавшимся до самых костей. Или Жребий Судьбы спас его? Повернуться и убежать теперь молодой норег просто не успевал — увяз бы в снегу, медведь же схватил бы парня и разорвал на части. Выходило одно — нужно остаться на месте и обороняться копьём, пока не появятся остальные охотники. Повинуясь навыку Харальд вогнал мощное древко копья поглубже в сугроб, пока оно не уткнулось о твердую мерзлую землю. Раскидывая снег во все стороны, медведь продолжал надвигался на сына конунга. Когда исполин, щуря подслеповатые глазки, ослеплённые на короткое время утренним солнцем, отражённым от снега, заметил на своем пути препятствие, его сердитое угрожающее ворчание превратилось в яростный рев, он поднялся на задние лапы, готовый ударить передними.

Стоял бы медведь на четырех лапах, Харальд не знал бы, куда целить копье — везде плотная, как броня, шкура. И вот, когда медведь встал во весь свой рост и вывалил вперёд волосатый живот, серебряное кольцо качнуло, как показалось молодому норегу, тяжелый и широкий наконечник копья прямо по направлению к медвежьему лону. А медведь же продолжал надвигаться…Теперь Харальд уже чётко